— Сперва поешь.
— Ричард — слабак, Ричард — маменькин сынок!
— Еще какой трус. Сколько вафель ты можешь съесть?
— Гм… ну и проблема. Ты что, не можешь размораживать их по одной?
— Они не замороженные. Еще несколько минут назад они были живые и пели. Я сам убил их и освежевал. Говори, или я съем все сам.
— Боже, стыд и позор! Мне отказано в вафлях. Остается только уйти в монастырь. Две.
— Три. Ты имеешь в виду женский монастырь?
— Я знаю, что я имею в виду. — Гвен встала, пошла под душ и быстро оттуда вышла в одном из моих халатов, из-под которого то тут, то там проступали аппетитные куски ее тела. Я протянул ей стакан сока, и она сделала два глотка, прежде чем продолжить: — Буль-буль. Господи, до чего хорошо. Ричард, когда мы поженимся, ты будешь каждое утро готовить мне завтрак?
— Твой вопрос содержит в себе намеки, которые я не готов обсуждать…
— И это после того, как я доверилась тебе и отдала все!
— …но я признаю без всяких обсуждений, что приготовлю завтрак для двоих настолько же охотно, как и для одного. Но с чего ты предположила, будто я собираюсь на тебе жениться? Чем ты можешь меня соблазнить? Будешь вафлю?
— Ну, знаешь ли, не все мужчины настолько взыскательны! Некоторые готовы жениться на бабушке. Мне уже предлагали. Да, вафлю буду.
— Передай тарелку, — улыбнулся я. — Если ты бабушка, то у меня две ноги. Ты должна была зачать после первых же месячных, а твое потомство — мгновенно разродиться.
— Ни то ни другое, и все же я бабушка. Ричард, я пытаюсь объяснить две вещи. Нет, даже три. Во-первых, я серьезно хочу выйти за тебя замуж, если ты согласишься… а если нет, оставлю тебя в качестве домашнего зверька и буду готовить тебе завтрак. Во-вторых, я действительно бабушка. В-третьих, если, несмотря на мой почтенный возраст, ты захочешь иметь от меня детей, я вполне способна на это благодаря чудесам современной микробиологии, которые заодно позволяют обходиться без морщин. Если пожелаешь меня обрюхатить, это будет не так уж сложно.
— Пожалуй, я смог бы себя заставить. Здесь кленовый сироп, а здесь черничный. Может, это уже случилось прошлой ночью?
— Дата не сходится, по крайней мере на неделю… А если бы я ответила: «В яблочко!» — что бы ты сказал?
— Хватит шуток. И доедай вафлю. Готова еще одна.
— Ты чудовище, ты садист. И урод.
— Вовсе не урод, — возразил я. — Я не родился без ноги, мне ее ампутировали. Моя иммунная система наотрез отказывается принимать трансплантаты, так что… Кстати, это одна из причин того, почему я живу в условиях низкой гравитации.
Гвен внезапно посерьезнела:
— Дорогой! Я вовсе не имела в виду твою ногу. Господи, твоя нога вовсе ни при чем… разве что теперь я буду осторожнее, чтобы не слишком тебя напрягать.
— Извини, но вернемся к исходному пункту. Почему я урод?
Она тут же повеселела:
— Сам не знаешь? Ты мне так все растянул, что вряд ли я теперь сгожусь для нормального мужчины. А теперь еще и жениться не хочешь. Давай обратно в постель.
— Сначала закончим завтракать и решим этот вопрос. У тебя что, совсем нет чувства сострадания? Я не говорил, что не хочу на тебе жениться… и ничего тебе не растягивал.
— О, какая вопиющая ложь! Передай, пожалуйста, масло. Ты и впрямь урод! Какой длины этот твой набалдашник с костью внутри? Двадцать пять сантиметров? Больше? А в поперечнике? Если бы я его сперва увидела, ни за что бы не рискнула.
— Вздор! В нем нет и двадцати сантиметров. Я ничего тебе не растягивал — размер вполне себе средний. Видела бы ты моего дядю Джока. Еще кофе?
— Да, спасибо. Но ты и вправду мне все растянул! Гм… а у твоего дяди Джока и впрямь больше?
— Намного.
— Гм… где он живет?
— Доедай вафлю. Все еще хочешь затащить меня обратно в постель? Или собираешься написать дяде Джоку?
— А может, сделать и то и другое? Да, еще немного бекона, спасибо. Ричард, ты хорошо готовишь. Я не хочу замуж за дядю Джока, мне просто любопытно.
— Только не проси его показать свое достоинство без серьезных намерений, у него-то они всегда серьезные. Когда ему было двенадцать, он соблазнил жену своего скаутмастера и сбежал вместе с ней. В Южной Айове было по этому поводу много шума, поскольку женщина не хотела с ним расставаться. Сто с лишним лет назад к таким делам относились очень серьезно — по крайней мере в Айове.
— Ричард, ты хочешь сказать, что дяде Джоку больше ста лет и он сохранил мужскую силу?
— Сто шестнадцать. До сих пор кувыркается с женами, дочерьми, мамашами и скотиной своих приятелей. И еще у него три собственные жены в соответствии с законом Айовы о сожительстве пожилых граждан. Одна из них, моя тетя Сисси, еще учится в средней школе.