И вот наконец закончились эти мучительные минуты, и Роман Алексеевич отстранил мою рукопись, постучал ею по столу и аккуратно положил ее перед собой.
Его черные глаза сверкнули злобным блеском, а улыбка на его лице, которая мне никогда не нравилась, не спадала с его лица. Он просто сидел передо мной, сложа руки на своем рабочем столе, и смотрел на меня.
Тем временем я нервно бросил взгляд на обложку рукописи моей новой книги и мельком прочитал ее название. «Невеста в законе» – романтический детектив.
Все это время я хотел что-то выкрикнуть, но рот не позволял себе открыться. Я очнулся, когда услышал голос Романа Алексеевича:
– Рудков Максим Анатольевич… – с некоторой ностальгией произнес он мое имя свои ржавым голосом, как и цвет его аккуратно завязанного галстука, – я прекрасно знаю ваш стиль и особенности приемов вашего написания. Но я вынужден вам отказать в очередной раз.
Озноб прошел, но не от того, что мне стало легче, наоборот. Я в очередной раз услышал из этих пересохших уст отказ о напечатании моего детектива.
– Но здесь-то что не так? – глубоко вздохнул я. – Что не так с моей «Невестой»?
– Эта книга… она… – отвел Роман Алексеевич взгляд куда-то в сторону, – она несколько суховата.
Я одарил главного редактора непонимающим взглядом и терпеливо ждал более точных и ясных объяснений.
– Я думаю вам не хватает описаний, более точного описания характеров ваших героев. Именно поэтому мы отказываемся вас печатать.
– Но как же с моими предыдущими книгами? – я чувствовал, что говорить начинаю более уверенно. – «Досье огородного пугало»? А «Песнь ревнивой сороки»? С ними-то, что не так?
– Мы отказались печатать «Досье», потому что был непонятный мотив у убийцы.
– Почему непонятный? Она ревновала к своей сестре! Она завидовала ей и…
– И поэтому убила?
Я вспомнил дни моей работы над «Досье огородного пугало», тогда я был воодушевлен этой идеей. Я считал это верхом моей карьеры. А теперь им, видите ли, мотив не угодил.
– Ну, а с «Ревнивой сорокой», что не так?
– Мне не понравился ваш персонаж Крючков, – без пауз ответил Роман Алексеевич, – какой-то он нервный.
Нашли к чему придираться. Крючков и должен был быть нервным. Три жены подряд убили. Как же тут не нервничать?!
Но на это я ему отвечать не стал. Я прекрасно понимал, что в «Песне» были и другие косяки, ну о них я естественно говорить не стал.
Все что я сделал, так это тяжело вздохнул в очередной раз.
– Уважаемый Максим Анатольевич, – продолжил говорить Роман Алексеевич, – вам нужно писать более подробно. Вы слишком зациклены на диалогах.
Зациклен? Я еще сам недавно читал, что детектив должен состоять исключительно из диалогов на семьдесят процентов.
– Расписываете свои моменты, растягивайте на более интересных эпизодах и все у вас получится.
Потом я только встал, забрал свою «Невесту в законе», поклонился редактору в ответ, одарил его легкой улыбкой и покинул кабинет.
Мне было не привыкать к отказам Романа Алексеевича. Я писал очень много. Каждый день. Моя голова вечно была наполнена всякими разными идеями. Я еще ни разу не сталкивался с творческим кризисом. Мне только и нужно было успевать дописывать книгу, чтобы поскорее приступить к новой. Но печатали меня мало. Ну как мало, всего только три мои книги сейчас стоят на полках в магазинах, да и то небольшим тиражом. И даже сейчас, направляясь по заснеженным улицам Москвы к своему дому, я сомневаюсь, что кто-то в этом необъятном городе сейчас сидит или лежит и читает моих «везунчиков». Так я назвал эти три книги, которым удалось остаться в кабинете главного редактора в ожидании, когда их напечатают.
Одет я был в кожаную куртку и брюки. На улице дул сильный ветер. И даже в такой одежде мне было холодно. Покупать себе всякие теплые вещи я не любил. Да и вообще ходить по магазинам мне не доставляло великой радости. Перед глазами стояла белая пелена. Все дороги занесло. Жил я к издательству очень близко, поэтому туда на машине я не ездил. Не видел смысла в том, чтобы ехать на соседнюю улицу по пробкам, когда можно за пять минут дойти на ногах.
Файл с моей «Невестой» совсем помялся. Снег попадал на листы бумаги и смачивал их концы. К счастью сейчас я уже был на своей улице и направлялся к подъезду.
Теперь буря била мне в спину, и я стал больше видеть перед собой. Пусть идти и недалеко, а щеки уже покрывались морозной коркой. Скоро и пальцы закоченеют. Нет, до этого не дойдет.