– Извини, – смутилась Франческа – Это моя идея Мы воспользовались ключом, который ты мне дал.
Харли Фитч сказал:
– Мой двойник заслужил всю славу за сценическую постановку.
– Мой двойник вывернул лампочки, – продолжил его брат Дэвид, тот из близнецов, который носил усы. – Он стоял у меня на плечах и, наверное, навсегда подпортил мой знаменитый замах в гольфе.
Квиллер обвиняюще повернулся к Франческе:
– Значит, вот зачем ты задержала меня. Я-то гадал, почему ты каждые пять минут смотришь на часы.
– Нам требовалось полчаса, чтобы всё устроить, – сказал Ларри Ланспик. – Припарковать машины так, чтобы их не было видно, зайти сюда, взгромоздить медведя по этим чертовым ступенькам, а потом спрятать фургончик Уолли.
Уолли Тоддуисл, молодой таксидермист, оправдываясь, проговорил:
– Так вышло, что медведь был у меня в фургончике. Собирался везти его заказчику.
– Откуда вы узнали, что сегодня у меня день рождения?
– Папа проверил по твоей водительской карточке, – сказала Фран.
– А это что за штука? – Он указал на аппарат с красными лампочками.
– Это наш общий подарок, – сказала жена Дэвида. – Протест против смертельного кофе, которым ты угощаешь. Указывает на количество чашек, которое тебе нужно, и крепость, которую предпочитаешь. Таймер его включает.
Потом кто-то достал бумажные тарелки и чашки, а кто-то ещё открыл взорам плоский торт, украшенный горном и традиционным театральным пожеланием: «Чтоб тебе ногу сломать, дорогой!»
По мере того как Квиллер остывал, актеры и вспомогательная команда из «Мышьяка и старых кружев» тоже расслаблялись. Они все были здесь: Кэрол Ланспик и Сьюзан Эксбридж, игравшие эксцентричных старых сестёр; Ларри Ланспик, словоохотливый характерный актер; Харли и Дэвид Фитчи, им нравилось играть пьяниц, извращенцев и чудовищ; умница жена Дэвида, Джилл, создательница костюмов и декораций; Уолли Тоддуисл, гений в построении декораций из ящиков из-под апельсинов, упаковочной проволоки и клея; Дерек Катлбринк, которому предстояло сыграть первую в жизни роль; Эддингтон Смит, до боли не в своей тарелке; другие члены труппы, с которыми Квиллер был едва знаком. Они все говорили одновременно.
Сьюзан:
– Дорогой, ваш выход во втором действии был чудесным!
Фран:
– Настоящий актер думает всем телом, Дерек.
Кэрол:
– Как твоя жена, Харли?
Харли:
– Нормально, только слегка брюзжит. Доктор велел ей бросить курить, пока ребенок не родится.
Уолли:
– Что это за большая круглая штука в коридоре?
Квиллер:
– Это из замка в Шотландии. Думаю, часть декора центральных ворот.
Ларри:
– На каждом представлении она сбивалась, и мне приходилось на протяжении всей сцены импровизировать. Я был готов её убить!
Дэвид:
– Я отрастил усы, чтобы играть злодея в «Пьянице», потому что у меня аллергия на спиртовую резину, а потом решил их оставить. Джилл они нравятся.
Дерек:
– А где кошки?
Квиллер:
– В своих апартаментах, телевизор смотрят. Выпустить их?
Коко и Юм-Юм совершили торжественный выход, шагая бок о бок, как упряжка лошадей. В дверях они резко остановились, оценивая ситуацию ушами, усами, носами и своими голубыми глазами; шум, чужаки едят и роняют крошки. В следующий момент они почувствовали, что над ними вздымается чёрный медведь. Юм-Юм распушила хвост, изогнула спину, прижала уши, прищурила глаза и ощетинилась. Коко, припав к земле, осторожно пробирался к медведю, пока не удостоверился в его безобидности. Затем он храбро обнюхал его задние лапы и поднялся, чтобы потрогать лапкой жёсткий мех. Потом перенёс внимание на таксидермиста, который нервно оберегал своё произведение. Своим влажным носом Коко подверг Уолли Тоддуисла тщательному обследованию.
– Он чувствует, что ты работаешь с животными, – объяснил Квиллер, как бы извиняясь за невежливое обнюхивание Коко.
Однако Уолли был польщен.
– Если вы нравитесь кошке, – серьёзно, сказал он, – это означает, что у вас королевский характер. Моя мать всегда так говорит.
Харли Фитч поднял руку в подтверждение;
– Если так говорит мать Уолли, это истина, как в Писании, можете мне поверить!
– Аминь, – добавил Дэвид.
– А кто покупает медведя? – спросил Квиллер у молодого таксидермиста.
– Гарри Пратт – для своего бара в отеле «Буз»[2]. Я ещё успею сегодня доставить его. Вы знаете Гарри? Моя мама говорит, он больше похож на медведя, чем сам этот медведь.
– Верно! Верно! – подхватил Харли.
В следующий момент Коко обнаружил, что кто-то из гостей сидит на полу, который по праву является его царством.
– Йау-яу-яу! – стал, подкрадываясь, укорять их Коко.
Тем временем Юм-Юм успокоилась и решила проверить сандалии, ковбойские сапоги и кроссовки с двойной застежкой, но не нашла ничего интересного. И вдруг наткнулась на зашнурованные полуботинки Эддингтона Смита. Книготорговец робко стоял в стороне от других, и Квиллер подошёл поговорить с ним.
– Я нашёл для вас кое-что из комедий Шекспира, – сообщил Эддингтон, вкрадчиво улыбаясь. – Книги хранились на чердаке пожилой дамы из Скуунк-корнерз. Они в хорошем состоянии.
– Я не знал… что у Барда были последователи… в Скуунк-корнерз, – рассеянно ответил Квиллер, поглядывая на кошек. Юм-Юм ликующе развязывала шнурки его собеседника, Коко исследовал его носки и брючины – усы у кота топорщились, глаза безумно блестели.
– Люди, которые там живут, – объяснял Эддингтон, – Когда-то собирали редкие книги, в прекрасных переплётах, первые издания. Я имею в виду богатых людей. Так полагалось делать.
– Газетчикам следовало бы послать репортера к вам в магазин и взять интервью.
– Не думаю, чтобы из этого интервью получилось много толку. – сказал букинист. – Однако рекламу я дал – четверть страницы. Раньше я ничего подобного не делал, но пришла милая молодая леди и сказала, что мне следует дать рекламу. – Он виновато добавил: – Реклама – это… диверсионная кампания против интеллектуальной честности и нравственной независимости. Кто-то сказал это. Кажется, Тойнби.
– Четверть страницы не скомпрометирует вас, – заверил его Квиллер.
В этот момент Харли Фитч подошёл к подносу с тортом, и Коко перенёс своё внимание на вице-президента банка, стал тереться о его щиколотки, покусывать его джинсы и хрипло урчать.
– Попробуйте-ка, Эд, – громко сказал Харли, словно букинист был глухим.
– Я уже съел два куска. Разум должен управлять, а аппетит повиноваться.
– Кто это сказал, Эд?
– Цицерон.
– Уверен, Цицерон одобрил бы, если б вы съели ещё кусочек. Как часто вы бываете на таких вечеринках?
Эддингтон тоскливо сказал:
– Я никогда не был на вечеринках по поводу дня рождения.
– Даже на собственной?
Маленький человечек отрицательно покачал головой и улыбнулся своей вежливой, используемой по любому поводу улыбкой.
– Ладно! На ваш день рождения мы устроим вечеринку на сцене нового театра, с десятифутовым тортом. Вы сможете задуть свечи перед аудиторией в три сотни человек.
Удовольствие на сером лице букиниста сменилось недоверием.
– Мы объявим в Пикаксе День Эддингтона Смита.
Дэвид, услышав шум, присоединился к игре.
– Мы устроим парад с платформами на колесах, с оркестром старшеклассников и вечерним фейерверком.
Джилл Фитч отвела Квиллера в сторону.
– Ну разве они не сумасшедшие? – сказала она. – Ведь они так и сделают! Они организуют парад, фейерверк и даже речь мэра – или губернатора. Они такие. – Она понизила голос. – Хотите прийти в субботу на вечеринку-сюрприз – новоселье Харли и Белл? Вы знаете: они переехали в старый дом Фитчей. Приносите свою бутылку.
– А как насчёт подарка?
– Без подарков. Видит Бог, они ни в чём не нуждаются. Вы видели дом дедушки Фитча? Он напичкан всякой всячиной. Не представляю, как Харли может жить со всеми этими стоящими на пьедесталах животными и мраморными нимфами.