– Если хотите использовать полки для чего-нибудь другого, мы книги уберем. Их нашли на чердаке. Они принадлежали человеку, который больше ста лет назад построил этот дом. Он был редактором газеты и известным аболиционистом. О, наша обитель – живая история.
Квиллер заметил на полках Достоевского, Честерфилда, Эмерсона.
– Нет-нет, переносить их не нужно. Я, может, захочу полистать некоторые.
– Так вам подходит эта комната? – Ее круглые глаза засияли. – Выпейте чашечку кофе с пирогом и тогда решите.
Вскоре Квиллер уже сидел на позолоченном стуле за кривобоким столиком и поедал горячий пирог с шипящим расплавленным острым сыром на корочке. Миссис Кобб с удовольствием смотрела, как кандидат в жильцы с энтузиазмом уничтожает последние крошки.
– Еще чуть-чуть?
– Не следовало бы, – погладил себя по животу Квиллер, – но так вкусно…
– Вот и прекрасно! Вам ли беспокоиться о весе! У вас отличная фигура.
Журналист с аппетитом принялся за второй кусок пирога, а миссис Кобб начала расписывать достоинства проживания в старом доме.
– У нас есть привидение, – весело объявила она. – Слепая женщина. Она здесь когда-то жила, но упала с лестницы и погибла. Си-Си говорит, что ее привлекают мои очки. Правда-правда. Когда я ложусь спать, я кладу их на ночной столик, а утром они оказываются на подоконнике. Если же прячу в ящик комода, они переносятся на столик… Еще кофе?
– Спасибо. А они перемещаются каждую ночь?
– Только во время полнолуния. – Хозяйка задумалась. – Вы помните, сколько странных случаев произошло сегодня на аукционе? Севрская ваза, люстра, большое зеркало, которое стало падать… Странно.
– Что же тут странного?
– Как будто дух Энди протестует.
– И вы в это верите?
– Не знаю. И да, и нет.
– А против чего, по-вашему, он протестует?
Выражение лица Квиллера было очень искренним. Он умел быть искренним и умел разговорить самых скрытных людей.
Миссис Кобб хихикнула:
– Аукционист продавал слишком дешево. Вот Энди и…
– Все антиквары говорят, что с ним произошел несчастный случай. Но один человек на улице сказал мне, что Гланца убили.
– Нет, наверное, это все-таки несчастный случай. Так решила и полиция. Но…
Она замолчала.
– Но… что? Что вы хотели сказать?
– Ну… Просто как-то странно. С чего вдруг Энди стал настолько неосторожен, что оступился и упал на эту штуку? Он ведь был очень… очень благоразумным молодым человеком, понимаете?
Квиллер пригладил усы.
– Мне бы хотелось побольше узнать об Энди, – сказал он. – Но сейчас я, с вашего позволения, отправлюсь за вещами и кошками.
– Значит, вы поселитесь у нас? – захлопала в ладоши миссис Кобб. – Я так рада! Это просто чудесно – заполучить профессионального писателя! Это придаст дому шик, если вы понимаете, что я имею в виду.
Она вручила Квиллеру ключ от входной двери и приняла плату за месяц вперед.
– Мы не утруждаем себя закрыванием остальных дверей, – сообщила хозяйка, – но, если хотите ключ от своей, я вам его найду.
– Не стоит беспокоиться. У меня нет ничего, что стоило бы держать под замком.
Миссис Кобб лукаво взглянула на журналиста:
– Все равно Матильда проходит сквозь двери.
– Кто?
– Матильда. Наше привидение.
Квиллер вернулся в гостиницу и, перед тем как собрать чемоданы, позвонил в фотолабораторию «Прибоя» Спунеру.
– Как фотографии, Крошка?
– Неплохо. Сейчас сушатся. Не скажу, чтобы они были очень четкими композиционно. Слишком много несочетающихся форм.
– Оставь их в ящике стола, я заберу в понедельник. И еще, скажи… только честно: ты…
– Да не приближался я к этой чертовой посудине. Клянусь! Я только взглянул на нее, и все, а она зашаталась.
– А люстра и большое зеркало?
– Эй, не пытайся и это свалить на меня! Правда, я был метрах в шести, когда они начали падать!
Пять
Коты уже знали, что грядут перемены. Коты всегда все знают наперед. Едва Квиллер появился в «Медфорд мейноре», нахлебники съежились в настороженном ожидании.
– Пошли, ребятки. Мы уезжаем из этой богадельни, – объявил журналист.
Он достал из шкафа коробку из-под мыла с отверстиями для воздуха. Коко уже дважды переносил такое путешествие и легко согласился запрыгнуть внутрь, но Юм-Юм отнюдь не собиралась следовать его примеру.
– Давай-давай, милая!
Юм-Юм в ответ сжалась в комок, став тяжелой, как свинец, и вцепилась в ковер восемнадцатью острыми маленькими коготками. Тогда Квиллер достал консервный нож и баночку с голубой этикеткой. Кошка оторвалась от ковра и со страстным урчанием прыгнула на комод.