– Рози?! Ты хочешь сказать…
Райкер по-прежнему невозмутимо крутился на вращающемся стуле.
– Она пристрастилась к этому пару лет назад и с тех пор просто нас разоряет.
Квиллер огорченно пригладил усы. Знакомство с Рози длилось уже много лет – с той поры, когда Арчи и он были еще совсем зелеными репортерами в Чикаго.
– Когда… Как это случилось, Арчи?
– Однажды она пошла в Хламтаун с какими-то подругами и увлеклась. Да я и сам этим заинтересовался. Только что заплатил двадцать восемь долларов за старую банку от чая – раскрашенная жесть. Жесть – моя слабость: консервные банки, фонарики…
– О ч-ч-чем это ты? – заикаясь, выговорил Квиллер.
– О всяком старом хламе. Об антиквариате. А ты о чем?
– Черт побери, я говорил о наркотиках!
– Так ты решил, что мы наркоманы?! – возмутился Арчи. – К твоему сведению, Хламтаун – район антикварных магазинов.
– Но таксист сказал, что там наркоманские притоны!
– Ты что, не знаешь таксистов? Конечно, район приходит в упадок и по ночам там невесть кто шляется, но днем в Хламтауне полно приличных покупателей вроде Рози и ее подруг. А твоя бывшая разве не водила тебя по антикварным лавкам?
– Однажды в Нью-Йорке затащила меня на распродажу, но я это старье терпеть не могу.
– Очень жаль, – сказал Арчи. – Рождество в Хламтауне – неплохая идея, но тебе придется держаться антикварной темы. Босс ни за что не позволит писать о наркотиках.
– А почему бы и нет? Вышел бы необычный рождественский очерк.
Райкер покачал головой:
– Рекламодатели будут против. Читатели становятся прижимистыми, когда нарушают их спокойствие.
Квиллер презрительно фыркнул. Арчи вздохнул:
– Почему бы тебе, Квилл, в самом деле не написать про антиквариат?
– Я же сказал, что ненавижу эти древности!
– Ты передумаешь, когда придешь в Хламтаун. Пристрастишься, как все мы.
– Спорим, что нет?
Арчи вынул бумажник и достал оттуда маленькую исписанную желтую карточку:
– Вот адреса хламтаунских продавцов. Только потом верни.
Квиллер прочитал некоторые названия: «Всякая всячина», «Только кресла», «Три сестрички», «Бабушкин сундук»… Ему стало муторно.
– Слушай, Арчи, я хотел дать что-нибудь для конкурса. Что-нибудь эдакое. Ну что выжмешь из древностей? Разве только получу двадцать пятую мороженую индейку.
– Возможно, ты будешь приятно удивлен. В Хламтауне полно всяких чудаков. А сегодня там аукцион.
– Терпеть не могу аукционы!
– Этот будет презанятным. Пару месяцев назад умер один продавец, и все его имущество пускают с молотка.
– Если хочешь знать мое мнение, на свете нет ничего скучнее аукционов.
– Антиквариатом часто занимаются женщины – незамужние, разведенные, вдовушки… Это-то ты должен оценить! Слушай, не валяй дурака! Что это я перед тобой стою на ушах? Это твое новое задание. Вот и займись.
Квиллер стиснул зубы.
– Ладно. Дай мне на такси. Туда и обратно!
Он зашел в парикмахерскую, постригся и подровнял усы – традиционная процедура перед тем, как приняться за новое дело; а ведь собирался подождать до Рождества. Потом поймал такси и поехал по Цвингер-стрит – не без дурных предчувствий.
Начало улицы было застроено учреждениями, лечебницами и современными жилыми домами. За ними простирался заснеженный пустырь – здесь когда-то были трущобы. Еще дальше тянулись кварталы пустующих зданий с заколоченными окнами – ближайшие претенденты на снос. И лишь потом начинался Хламтаун.
При свете дня улица выглядела еще хуже, чем прошлой ночью. Многие старинные дома и огромные викторианские особняки были или вовсе заброшены, или превращены в гостиницы, или изуродованы пристроенными витринами магазинов. Водосточные канавы забиты кашей из серого льда и грязи, мусорные баки примерзли к нерасчищенным тротуарам.
– Этот район – бельмо на глазу города, – заметил таксист. – Давно пора бы его того…
– Не беспокойтесь, так и будет! – с надеждой откликнулся Квиллер.
Приметив антикварные магазины, он остановил такси и неохотно вылез. Обвел взглядом мрачную улицу. Рождество в Хламтауне! В отличие от других районов здесь не было праздничных украшений. Над широкой улицей не висели гирлянды, на фонарях не трубили сверкающие херувимчики. Прохожие почти не попадались, машины проносились мимо, шурша шинами, спешили куда-то в другие места.
Порыв северо-восточного ветра погнал Квиллера к ближайшему магазинчику, вывеска которого утверждала, что тут продается антиквариат. Дверь оказалась запертой, внутри было темно, но журналист, приложив ладони к лицу, стал всматриваться сквозь стекло витрины. Он увидел большую деревянную скульптуру: кривое дерево с пятью обезьянами в натуральную величину, расположившимися на его ветвях. Одна обезьяна держала в лапах крючок для шляпы.