ПЯТЬ
Судя по объявлениям на окнах, в магазине шла распродажа шезлонгов, поэтому на тротуаре были выставлены образцы. Квиллер, войдя в магазин, попросил показать пуфики.
– Вы видели наши шезлонги? – услужливо спросила приятная пожилая дама. – На них большая скидка…
– Да, но мне нужен пуфик.
– Цены на шезлонги снижены на двадцать пять процентов, – продолжала настаивать она.
– У вас есть пуфики ? – с преувеличенной вежливостью повторил свой вопрос Квиллер.
– Гарри! – крикнула дама, обращаясь к кому-то в дальней части магазина. – У нас есть пуфики?
– Нет! – крикнул в ответ Гарри. – Предложи покупателю шезлонги!
– Не беспокойтесь, – сказал Квиллер. – Можно мне посмотреть телефонный справочник?
Просмотрев специальный раздел, он нашёл возможный источник пуфиков всего в двух кварталах от магазина: «Мастерская "Пил и Пул"«. Именно противопоставление имён привлекло его внимание.
В мастерской его приветствовала элегантная молодая женщина, которая напомнила ему Фран Броуди, дизайнера из Пикакса. Та же жизнерадостность, обходительность и такие же светлые волосы с рыжиной.
– Чем могу помочь? – доброжелательно спросила она. Её шелковистые волосы мягко ниспадали на плечи, а длинная, прямая чёлка привлекала внимание к голубым глазам.
– Мне нужен пуфик. Я снял дом с мебелью на лето, но там нет пуфика, а я люблю класть ноги на пуфик, когда читаю. Мне – не – нужен – шезлонг! – сказал он, чеканя каждое слово.
– И правильно, – согласилась она. – Я тоже люблю пуфики, у нас как раз есть один, очень удобный, его можно заказать в любой обивке.
– Как долго выполняется заказ?
– Шесть-восемь недель.
– Это мне не подойдёт. Я буду здесь только три месяца. Я снял «Тип-Топ» на лето.
– Да? – удивилась она. – Я и не знала, что они собираются сдавать дом. В каком он состоянии?
– Хорошо отремонтирован, есть все удобства, но довольно унылый и пустой. Кто-то вынес все старинные вещицы.
– Дочь Хокинфилдов, – кивнула она. – После смерти Дж. Дж. она забрала все декоративные вещи для продажи в своём магазине в Мэриленде. Я помогала ей оценивать их. Но сейчас, если вам нужна помощь, если вы хотите более «живую» обстановку на лето, я к вашим услугам. Меня зовут Сабрина Пил.
– Квиллер. Джим Квиллер, пишется через «в», – ответил он. – Вы знакомы с «Тип-Топом»?
– Конечно! Наша мастерская помогала мадам Хокинфилд обустроиться там несколько лет назад – перед тем как она попала в больницу. Бедная женщина больше не вернулась домой.
– А что случилось?
– Её положили в психиатрическую лечебницу, и она до сих пор там, не понимая даже, что мужа нет в живых. Хотите кофе?
– Спасибо. Никогда не отказываюсь от кофе, – сказал он.
– Или, может быть, вина?
– Нет, пожалуйста, кофе.
Пока она готовила кофе, он ходил по мастерской, восхищаясь вкусом владельцев «Пила и Пула». Он нашёл и помянутый пуфик: большой, мягкий, удобный; на нём лежала табличка: «Образец». После первого глотка кофе он посмотрел на Сабрину тем умоляющим взглядом, перед которым женщины редко могли устоять.
– Не продадите ли вы мне тот образец?
Поправив рукой прическу, она ответила:
– С одним условием – если вы позволите мне украсить вашу летнюю резиденцию. Можно использовать небольшие коврики, подушки и складные ширмы, и всё без больших затрат с вашей стороны. Приятная обстановка во время отдыха зависит только от вас.
– Звучит заманчиво! – улыбнулся он. – Почему бы вам не приехать и не оценить ситуацию на месте?
– Вас устроит в понедельник, в половине второго? Я что-нибудь смогу привезти с собой.
– Расскажите мне что-нибудь о Хокинфилдах. Зачем им понадобился такой большой дом?
– Это была большая семья, жившая на широкую ногу. Но внезапно наступили чёрные дни. Трое их мальчиков погибли в течение года.
– Как?! – Квиллер всегда начинал подозревать преступление, а поскольку у отца мальчиков имелись враги и сам он стал жертвой убийцы, оснований для подозрений было предостаточно.
– Произошло два несчастных случая, один за другим, с разницей в несколько месяцев, оба связаны со спортом, – сказала Сабрина. – Это было страшным ударом для родителей. После второй трагедии у миссис Хокинфилд случился нервный срыв. Мы все ужасно переживали. Она была приятной женщиной, но во всём подчинялась мужу. Все желали ей быть посильнее, чтобы постоять за себя… Не знаю, почему я все это вам рассказываю, вероятно, потому, что история «Тип-Топа» перейдёт к новым владельцам вместе с домом, вместе с ковриками и шторами.
– Мне важно знать всё, – сказал он. – Я ощутил в доме отрицательные флюиды.
– Правда? Как интересно! Я очень чувствую ауру помещения. Когда я впервые прихожу к клиенту, мне кажется, будто я чувствую прошлое и настоящее семьи.
– Миссис Хокинфилд, кажется, была помешана на сером цвете, если это что-то означает, – продолжил он.
– Помешана – именно так! Мы старались внести в обстановку более тёплые тона, добавляя старинные вещи с золотистым отливом и красное венецианское стекло, но она любила серый цвет и одевалась только в серые тона. Они ей действительно шли. У неё были прекрасные серые глаза и преждевременно поседевшие волосы, в чём мы все обвиняли её мужа.
Квиллер уже собирался спросить об убийстве, но мелодичный звон дверного колокольчика известил о появлении покупателя. Квиллер допил кофе.
– Я буду ждать вас в понедельник днём, мисс Пил.
– Сабрина, – поправила она его.
– Не приносите ничего серого, Сабрина. И пожалуйста, зовите меня Квиллом.
Отъезжая от мастерской с пуфиком в багажнике, он думал о Сабрине Пил. Ему нравились дизайнеры, особенно с рыжеватым оттенком волос, которых он называл про себя «блондинками-декораторами». Когда он остановился у магазина на Пяти Углах, чтобы заполнить свой бар для возможных гостей, то наряду с обычным набором крепких и прохладительных напитков включил в список и то вино, которое она предлагала ему.
Дружелюбный Билл Трикл, суетясь в магазине с типично менеджерской проворностью, увидел, как Квиллер загружает в тележку виски, водку, ром, шерри, пиво, фруктовые соки и смеси.
– Устраиваете вечеринку? – спросил он весело. – Кажется, «Тип-Топ» вам понравился.
– Да, ничего, – ответил Квиллер. После встречи с Сабриной он чувствовал себя слишком хорошо, чтобы дискутировать о кратчайшем пути вдоль ручья, разморозившейся еде и растаявшем мороженом.
На том же перекрестке он зашёл в хозяйственный магазин Ламптона и попросил латку.
– Какого размера? – гнусаво спросил мужчина.
– Я думал, они все одинаковые.
– У нас есть первоклассные гусятницы трёх размеров. Из Германии. А какой у вас гусь?
– Небольшой, – ответил Квиллер.
Цена ошеломила его, но он мог позволить себе это, а кошки заслужили второй туалет. У него самого было восемь ванных комнат в «Тип-Топе», почему же они должны ограничиваться одним горшком? Ещё он купил радиоприёмник с большим количеством функций, и такой, какой действительно хотел, – с несколькими переключателями на панели, шестью ручками и семнадцатью кнопками. Причём приемник стоил дешевле, чем горшок для кошек.
Выходя из хозяйственного магазина, Квиллер увидел рекламный щит: «Ручная работа из Картофельной Лощины». Он поехал в направлении, указанном стрелкой, думая о том, что хорошо бы найти подарок для Полли и керамическую кружку для себя. У кофейных чашек Хокинфилда были слишком неудобные ручки и ограниченная емкость: он опустошал чашку в два глотка.
Дорога в Картофельную Лощину относилась к тому типу дорог, которые на картах обозначались как в «плохом состоянии», то есть посыпанная гравием и со множеством вытряхивающих душу ям и ухабов. Однако знаки отмечали каждый поворот и каждую развилку, и шла дорога через густой лес, где высокие и прямые сосны стояли близко-близко друг к другу, как пикетчики в заграждениях.
На пути в Лощину встретилось несколько домов, точнее, слабых подобий таковых, и всё же здесь было больше признаков жизни, чем вокруг старой гостиницы. Он увидел детей, гонявшихся друг за другом или лазивших по деревьям, двух женщин, которые, смеясь чему-то, развешивали на бельевую веревку пелёнки; заметил кошек и собак, проехал мимо мужчины, коловшего дрова, и старушки, которая, сидя на крыльце длинного дома, чистила яблоки. Было что-то поэтическое в этой непритязательной сцене – в том, как старушка мирно сидела в кресле-качалке, с миской на коленях, неторопливо действуя кривым ножом, как если бы впереди у неё была целая жизнь. Фотоаппарат лежал на сиденье рядом; и он бы сфотографировал её, если бы не ружье, прислонённое к столбику крыльца.