От себя Джованна приписала внизу на этом же листе.
Я перевела мамино письмо, и, поверьте, писать было трудно, потому что я все время плакала, жалея Нортона. Для меня он останется навсегда ироничным, независимым существом, которое несколько лет назад разгуливало и скакало по столам нашего ресторана. Останется навсегда живым под сицилийским солнцем, живым, как наша дружба.
Доктор Джонатан Турецкий направил мне замечательные строки, часть которых я здесь привожу:
«Я искренне опечалился, узнав о кончине Нортона, хотя сознаю, что сам ему никогда особенно не нравился. За годы практики я научился не принимать слишком близко к сердцу неприязнь некоторых моих пациентов. Прекрасно понимаю, это не личное, просто многие не в состоянии принять принцип, что приходится заниматься неприятными вещами для их же блага. Я же довольствуюсь сознанием, что помогаю им».
К письму он приложил трогательную статью, которую написал несколько лет назад на смерть своей собаки. Позвонил Марти Голдштейн и рассуждал о духе Нортона, который, как он утверждал, никогда меня не покинет. Дайана Делоренцо написала: «За то короткое время, что я его знала, он глубоко меня тронул… Человек должен быть счастлив, если встретился в жизни с такой любовью, как Нортон. Вы благословенны, что были друг у друга». Доктора Турецкий, Пеппер и доктор Делоренцо с коллегой доктором Лукас внесли пожертвования от имени Нортона (Турецкий и Пеппер — ветеринарному факультету Тафтского университета, Делоренцо и Лукас — ветеринарному отделению университета Пенсильвании). Кроме них, многие другие сделали пожертвования от имени Нортона ветеринарным лечебницам. У меня появилось ощущение, что недалеко то время, когда на День труда состоится мой личный благотворительный телемарафон.
Мне звонили и присылали письма руководители компаний и официанты, которым довелось обслуживать Нортона в ресторанах, выражали соболезнование сталкивавшиеся с ним обычно циничные, видавшие виды журналисты. Но, как ни странно, масса писем приходила от незнакомых людей, желавших поделиться своей печалью и сказать, как Нортон тронул их и даже изменил их жизни.
Многие считали, что должны разделить мою скорбь или рассказать мне о своих потерях. В большинстве писем чувствовались доброта и участие, и я был поражен, до какой степени Нортон вошел в жизнь их авторов. Но не меньше меня поразило то, как много людей понимали Нортона не хуже меня. Мне писали такие слова: «Нечего говорить, что сегодняшний некролог в „Ю-Эс-Эй тудэй“ меня потряс и я весь день провела в слезах», или: «Узнав, что Нортон ушел из жизни, я испытал гнетущую тоску», или: «Хотя я лично с ним не знакома, но по книгам знала и любила», или «Господи! Товарищ сообщил мне по электронной почте о смерти Нортона, и я никак не могу прийти в себя!»
Многие писали о своих кошках и о том, какое испытали горе, когда те скончались. Большое количество писем начиналось словами: «В моей жизни тоже был Нортон», — после чего следовал рассказ, какую радость приносили хозяевам их Плюшечки, Джуджубики и Снежки. Были подробные описания человеческого горя, вызванного страшными болезнями, внезапными авариями и бегством их любимцев. Некоторые истории показались мне довольно мрачными, но я понимал: авторы прислали их, чтобы показать, что, несмотря на всю свою скорбь, я не единственный, кто испытал подобные чувства. Образовалось кошачье сообщество, и я стал его частью, а в центре находился Нортон.
Было много таких, кто испытывал потребность просто отдать дань любимому представителю кошачьих и признаться, как им грустно, что Нортон ушел из жизни. Некоторые заверяли меня, что Нортон — «бессмертный кот» и будет вечно жить не только во мне, но и в сердцах всех его почитателей. Вскоре я обнаружил, что многие кошачьи организации — и, естественно, Ассоциация шотландской вислоухой породы, где Нортон считался богом среди сородичей, — выложили новость о его смерти на свои сайты. Некоторые даже разослали членам специальное уведомление. Люди были потрясены до глубины души. Я получал от заводчиков заманчивые предложения: мне обещали котенка бесплатно, если бы я решил снова завести себе домашнего любимца. Люди благодарили меня за то, что я открыл им путь к счастью, познакомив с шотландской вислоухой породой (их оказалось так много, что я стал подумывать, не написать ли мне книгу «Дао вислоухих»), И еще было много таких посланий: «Потрясен. Не знаю, что сказать. Надеюсь, вы держитесь».