– Очень удачной. А как прошло ваше путешествие?
– Прекрасно! Трудности возникли уже здесь. Не могу привыкнуть к смогу. Я уже привык дышать тем, что называют свежим воздухом.
– В Хламтауне, – сказала Мэри высокомерно, – мы употребляем другое выражение, не «смог», а «опаловая завеса». Вы удобно устроились?
– Устройство не всегда подразумевает удобства. Но об этом потом. Мы с кошками благодарим вас за приветственный подарок и, конечно же, за потрясающий ужин у Роберта
– Да, Роберто фанатик своего дела. Использует только самые лучшие продукты и соблюдает все тонкости в приготовлении блюд. Представляете, воду для булочек ему привозят с озера Комо!
– Да, я сразу понял, в чём дело, – согласился Квиллер, – но решил, что воду доставили из Швейцарии. Так мы во всем и ошибаемся. – Он поддразнивал её, говоря без тени улыбки, уверенный в том, что она, как любой антиквар, непременно воспримет его всерьез. Так и вышло.
– Знаете, Квилл, вы потрясающе разбираетесь в кухне! – сказала она.
– Когда же мы сможем увидеться, Мэри? У меня к вам тьма вопросов.
– Чем скорее, тем лучше. Не могли бы вы прийти ко мне в магазин сегодня часа в четыре? По понедельникам магазин закрыт, поэтому нам никто не помешает поговорить.
Так и решили. До встречи у Квиллера оставалось предостаточно времени, чтобы купить еду себе и кошкам, побродить по городу и позавтракать в пресс-клубе. Но перед уходом он погладил своих любимцев, отпустив им дюжину комплиментов по поводу их длинных коричневых лапок, умных мордочек, уникально голубых глаз и потрясающе чутких усов. Они слушали в экстазе, нервно подергивая кончиками хвостов.
Затем он включил радио, дабы узнать прогноз погоды. И тут же услышал, что в этот уикенд по вине поджигателей в южном квартале четыре дома сгорели дотла, что студентку задушили прямо в одной из аудиторий университета, а какой-то человек убил жену и троих детей. Погоду пообещали холодную, но ясную.
– И это они называют «ясным»? – презрительно хмыкнул Квиллер, глядя, как сквозь смог с трудом пробиваются солнечные лучи.
Надев теплый свитер, куртку и австрийскую шляпу, он отправился в кафе «Каретный двор», чтобы съесть яичницу с ветчиной.
В кафе он не увидел ни одного знакомого лица. Теперешние завсегдатаи, одетые куда лучше прежних посетителей, либо поглощали завтраки, либо читали за кофе "Утреннюю зыбь". Да, за три года много что изменилось, но это было типичным для больших городов. В Мускаунти же никогда ничего не изменится, разве только ураган унесёт его с собой. Семьи там из поколения в поколение жили в одних и тех же домах, магазины принадлежали все тем же владельцам; все друг друга знали. К тому же яйца на Севере были вкуснее, и яичница в Пикаксе обошлась бы ему дешевле на два доллара.
На маленькой улочке он отыскал бакалейную лавку, где купил десятифунтовый мешок наполнителя для кошачьего туалета, изысканные консервы и ещё – белый виноградный сок для Коко (дополнительный аргумент в пользу того, что Хламтаун становится цивилизованней).
Квиллер, привыкший к разного рода неожиданностям, вернувшись к «Касабланке», испытал настоящий шок. На заборе, закрывающем ряд разрушенных домов, появился плакат, на котором были изображены две башни, соединенные поверху мостом, чем-то напоминавшим мост Вздохов в Венеции. «Ворота Альказара» – гласила подпись под рисунком. – «Офисы, магазины, гостиница. Место сдается внаем».
Одна из двух башен явно стояла на месте «Касабланки», и Квиллер посчитал это проявлением сверхнахальства. Он запомнил название фирмы, занимающейся разработкой проекта: «Пенииман, Грейстоун энд Флюдд». Пенниманов и Грейстоунов он знал, а вот Флюдды были ему незнакомы. Он с трудом произнёс эту фамилию.
У «Касабланки» в машину с красным крестом загружали носилки. Квиллер поинтересовался у миссис Таттл, что произошло.
– У старика с четвёртого этажа случился сердечный приступ, – сообщила она так, словно это было обычное дело.
– Могу я оставить здесь продукты? Хочу пройтись…
– Разумеется. Только смотрите, куда идете. Гуляйте по главным улицам.
У Квиллера была привычка прогуливаться в северной части города, и он пустился пешком к центру, созерцая по дороге городские пейзажи. Перед ним лежал Цвингер-бульвар с громадами зданий: деловые походили на огромные зеркала, многоквартирные дома напоминали вооруженный лагерь, принадлежавший Пенниманам отель «Плаза» выглядел как парк с аттракционами. Возникла мысль о том, что Фонд Клингеншоенов мог бы запросто скупить все это, взорвать и построить нечто более приятное глазу.
Разумеется, Квиллер был единственным пешеходом в обозримом пространстве улицы. Автомобили косяками проносились мимо, стремясь к очередному красному сигналу светофора, словно скаковые лошади, рвущиеся из ворот. Один раз рядом остановилась полицейская машина.
– Что-нибудь ищете, сэр? – спросил офицер. Если бы Квиллер ответил: «Да вот подумываю прикупить всё это и взорвать ко всем чертям», его немедленно отправили бы в психиатрическую клинику, поэтому он только махнул журналистским удостоверением и сказал, что пишет статью о городской архитектуре северо-востока Соединенных Штатов.
Затем, отыскав бизнес-центр с магазинами на первом этаже, Квиллер купил сумку для Полли, попросив завернуть в дорогую оберточную бумагу и эффектно перевязать. Сумка называлась «парижской», и достать подобную в Мускаунти, где даже «чикагская» считалась привезенной с другого конца света, было невозможно.
Также он зашёл в книжный магазин под названием «Книги и всякая всячина», в котором видеокассет и поздравительных открыток оказалось куда больше, чем собственно книг. Квиллер хотел покопаться на полках, но яркое освещение и постоянно звучащая музыка убили в нём это желание. В нормальном книжном магазине, с его точки зрения, должно быть полутемно, тихо и слегка пыльно.
Наконец он очутился перед «Дневным прибоем» и мог бы зайти туда поболтать с сотрудниками, но фойе было оборудовано новой пропускной системой. Поэтому он отправился дальше, в пресс-клуб.
Это внушительное здание на Конард-стрит перестроили и наново отделали. Клуб больше не походил на забегаловку, где они с Арчи Райкером чуть ли не каждый день обедали, за одним и тем же столиком в углу возле стойки бара, обслуживаемые одной и той же официанткой, которая точно знала, какие блюда они предпочитают. Сейчас здесь сидели совершенно другие люди. Все они выглядели моложе, и среди них преобладали рекламные агенты и пресс-секретари с солидными банковскими счетами – костюмно-галстучная толпа. Квиллер в этом окружении смотрелся ковбоем, прибывшим сюда на лошади. Он поел у стойки, но оказалось, что сандвич с мясом на кукурузном хлебе совсем не такой вкусный, как раньше. Бывший бармен Бруно уволился, и никто не знал, кто такой этот Бруно и куда он подевался.
Выходя из клуба, Квиллер заметил знакомое лицо. Плотный и приветливый лейтенант Хеймс из отдела по расследованию убийств обедал с каким-то человеком, явно репортером, прикрепленным к полицейской хронике. Эту породу Квиллер узнавал с лета. Он остановился у их столика.
– Что привело вас сюда с Северного полюса? – как обычно, весело поинтересовался детектив.
– Да вот, строители вытащили меня из иглу, – ответил Квиллер. – Говорят, теперь строят с кондиционерами.
– А вы, ребята, знакомы? – Хеймс представил некоего Мэтта из отдела полицейской хроники «Прибоя». Фамилия последнего походила на что-то типа Фиггамон.
– А можно по буквам? – попросил Квиллер, пожимая руку молодому репортеру.
– Фи, затем два «г» и «амон».
– А что случилось с Лоджем Кендаллом?
– Уехал на Запад в какой-то новый журнал, – ответил Мэтт. – Это вы задали пирушку в честь Арчи Райкера? Я не успел всего на пару дней…
– Приглашение действительно по сию пору.
– Так что же вы здесь делаете? – спросил Хеймс.
– Собираюсь перезимовать. Мне надоели метели и айсберги, я обменял их на смог и преступников. Остановился в "Касабланке".