Осень
Он сидел на подоконнике, облокотившись об открытую створку окна и вглядывался в бесконечное пространство времени. Жизнь текла стремительной рекой, меняя настроение, краски и расположенность к нему. Давным-давно, когда мир казался одним огромным куском колбасы, когда всё крутилось вокруг него одного, он чувствовал себя баловнем судьбы и той самой дорогой колбасы, чей образ люди называют счастьем или "шарой", что в глубине корневых понятий является для них неким мерилом радости жизни. Это было давно, и он - уже взрослый кот с устоявшимися взглядами на мирскую суету, понимал, что всё тленно, всё имеет свой конец и своё начало, и никак не наоборот, потому как за гранью последнего взгляда на плывущие по небу в виде кусочков молочной пенки облака, есть лёгкость парения к неизвестному с мудрым созерцанием уходящего прошлого и пониманием неминуемого грядущего…
- А вон та кошечка - ничего… И шерстка лощёная, и походка от хвоста, и взгляд… Знаю заранее этот взгляд. Сейчас я только слегка муркну и она обернётся, откинув тонкие ресницы в стороны, но после, словно одумавшись, вернёт себе образ гордой жительницы Сиама, и пойдёт в зелёную даль, кусая себе губы и усы, что не ответила ля-муром на ля-мур. Потом, отойдя на приличное расстояние, будет ждать моего внимания.
Он отвёл задумчивый взгляд в сторону, не желая видеть предугаданное заранее:
- Ах, амур!.. Ещё пару лет назад я бы её просто так не отпустил! И, сто глистов мне в зад, меня бы не остановили эти три этажа людского равнодушия! Но зачем мне это? Осень… Жёлтые листья серебристого клёна нехотя поодиночке опускаются на зелёную с золотцой траву, покачиваясь, как лодочки в лёгких струйках северных воздушных масс, принёсших нам запах обречённости в ожидании зимы. И мудрые клёны нарочно устраивают этот затяжной листопад в желании продлить нежную грусть осеннего настроения, чтобы даже первые снега украшать узорами уходящей осени. А мой хозяин лихорадочно долбит пальцами по клавиатуре своего Acer, не подозревая, что есть другой Acer - настоящий, живой, стоящий здесь же за окном, знающий так много песен и флористической прозы, слышимой столь немногими счастливцами, в числе которых оказался и я.
Но кого интересует котомудрость? Его? Его её? Нет. Для них я - "серое" обаяние в плетёном лукошке, способное лишь на банальности в границах их далеко нерезинового интеллекта. Как говорил мой знакомый мусорный кот - философ от природы, украшавший в недалёком прошлом квартиру старого профессора из дома напротив, пока не пописал на какой-то старинный фолиант в кожаном переплёте, опрометчиво оставленный на кухонном стуле: "Мудрость - понятие утончённое и не всегда видимое сверху, но отчётливое во взгляде на равных." Хотя случайный прохожий из всего сказанного мусорным котом услышал бы лишь "мяу-мяу".
Он отряхнул с себя размышления и снова медленно повернул голову туда, где в одном проценте вероятности должна была раствориться симпатичная незнакомка. Она сидела в конце двора за кустом самшита и глядела на мыслителя. Он был в достаточно расслабленной позе, развалившись на подоконнике и вдыхал красоту осени. В нём читались романтическая печаль и удовлетворённость жизнью одновременно. Ей казалось, что если сейчас с его правого глаза скатится мужская слеза, то брызги этой слезы вонзятся в её сердце и… эти три этажа людского равнодушия не станут преградой. Но он снова отвёл взгляд, меланхолично вздохнул и устремился мыслью в бесконечное пространство времени, рассеивая мысли в жёлтых ветвях серебристого клёна. Они цеплялись за падающие листья и ложились под ноги торопящимся жить прохожим. Осень…
Март
Жил был кот и звали его Март. И не потому что ему нравился именно этот месяц, а потому что ему нравились все месяцы без исключений. Он был сахарно белым и бесконечно пушистым, как и подобало бы выглядеть коту с таким тривиальным именем и глазами глубокими, как Марианская впадина. Он умел говорить всего три слова: мяу, мя-яу-у и дай. Дай у него получалось говорить лучше всего. И не только потому что он был бел, как лабораторный снег и пушист до женских слюней, но и потому что его хозяин был добр до безотказности и мил до неприличности.
Марта принесла в дом одна хорошая знакомая, как тогда казалось хозяину, буквально на одну ночь, сама задержавшись на час и после растворившись в Числе Пи, забыв забрать писающего мальчика и не забыв прихватить хозяйский тугой портмоне размером в два мальчика. Ну, не выбрасывать же, - подумал хозяин и оставил подкидыша жить и попрошайничать у себя дома. Была весна, у обоих было романтическое настроение и планы на будущее тоже - хозяин почему-то просматривал в пушистом шарике черты Кота в сапогах, а котёнок видел в хозяине Людоеда проглотившего Маркиза Карабаса.
Шло время. Мальчик писал, хозяин бегал с тряпкой, мальчик рос и снова писал, хозяин бегал с моющим пылесосом, мальчик вырос и хозяин купил IRobot, чтобы бегал уже он, а не хозяин. В первый день хозяина поглотило чувство лёгкой победы над торнадо 5-й категории, потому что Март при виде жужжащей железяки, безумно гоняющейся за кошачьей паузой, просто перестал писать. Вечером ложась спать победитель взглянул на белого в углу, навёл на него палец, сказал: "К-х!" и дунул в ствол, удовлетворённо разгоняя дым с пальца. Кот потянул улыбку вправо, зевнул и лёг. Свет погас и хозяин укрывшись одеялом по привычке потянул руки под подушку, то ли желая обнять, то ли задушить ту самую, которая забыла забрать этого парня, но приблизительно на средине пути, в межподушье упёрся в тёплый и мягкий комочек, который ещё дышал кошачьей свежестью:
- Твою дивизию! - заскулил хозяин.
- Мя-яу-у! - прозвучало из угла и, наверно, по белой морде потянулась ехидная улыбка вправо.
Это была точка кипения! Добрый до безотказности хозяин превратился в бодрого до безоткатности мстителя, открыл окно и отправил шутника в свободный полёт над свежескошенной травой со скоростью выше Числа Маха. Захлопнул окно и пошёл спать в другую комнату. Что-то не спалось. Было беспокойно. Думалось, что летающий мерзавец перед посадкой осознал свою опрометчивость, а значит завтра придёт, раскается, расплачется и уткнётся мордой в его колени, прося о прощении, но…