Зита прижала ладони к разгоряченным щекам. Она все еще чувствовала на себе взгляд Гомера Хайдари. Разумеется. Гомер Хайдари смотрел вовсе не на нее, это была только картинка, но Зита чувствовала непонятное смущение. Надо вести себя сдержанней, столь явные чувства ей не на пользу, ведь МЭМ фиксирует все. Потом, при тестировании, слишком явные чувства могут сослужить ей не самую лучшую службу.
Нет, нет! Не думать об этом!
Но она все еще слышала долгую песнь сирен. Она чувствовала, знала: своего сына она будет воспитывать и растить сама и не отдаст его в Общую школу. Разве не в ее силах дать ребенку уверенность, здоровье, правильное понимание мира и человека? Разве всей своей семнадцатилетней жизнью Зита не доказала своей воспитанности, гармоничности, самостоятельности, доброты, благожелательности, упорства? Она человек вполне гармоничный. Некоторый переизбыток страстности вполне уравновешивается ее искренним и глубоким уважением ко всему созданному и совершенному современным человеком. В пять лет, ладно, она приведет ребенка в Общую школу, она ведь не враг ему, но до пяти лет… Она готова к роли воспитательницы! Умеет быть внимательной, нежной. Нора Лунина доверяла ей своего ребенка. Она внимательна и научится быть еще внимательнее. Чуть запоздало, но благодарно Зита кивнула исчезнувшему с экрана диктору (или биороботу). А все эти «Гелионисы», Мнемо и Звездные… Ей, конечно, жаль погибшего на Ноос биолога, но они там с этим сами разберутся. А она, если будет за что-то голосовать, то прежде всего за синтезатор. Синтезатор окончательно высвободит людей. Женщин уж точно окончательно. А что важнее для матери, чем полное освобождение? Что вообще исключительнее дара матери? Разве самая творческая работа кипит не в семье? Как можно не понять изумления: ты вскочила, босая бежишь по прохладному полу, открываешь на бегу высокие двери, ты видишь раннее утро и то, как широко и страшно распахнут на горизонте океан. Как не понять задыхающегося от счастья сердца? Ведь там, на нижней террасе, если нет ветра, нет тумана, прямо под узловатой сосной, вытянувшей над берегом сухие плоские ветки, под ее ободранным смолистым стволом сидит Нора Лунина! Ее глаза полны нежности, лицо светится. Ее нежность неизбывна, потому что у ее груди смеется странное существо, крошечное, живое, тянущее к ней крошечные ручонки, нежно повторяющее голос матери…
Зита задохнулась.
Группа Морана, либеры, «Гелионис», Мнемо, ТЗ, синтезатор — как это все далеко!
Вздохнув, отогнав видения, она встала. Узкая дорожка, казалось, бесцельно петляла среди деревьев. Прямо из кустов сирени выглянула живая скульптура.
— Чего ты? — сказала живая скульптура. — Поговори со мной.
Зита рассмеялась. Кто-то из последних собеседников натянул на голову живой скульптуры нелепую голубую панамку.
— Я кофе хочу. А говорить мне не очень хочется.
— Да ну, — возразила живая скульптура. — Со мной всегда интересно, ты только начни. Вот ты сама откуда?
— С Симуширского биокомплекса.
— Вот я и вижу. Тебе, наверное, нужны советы, ты многого можешь не знать. Если так, спрашивай. У меня есть время.
— А у меня его не очень много.
Зита, правда, заторопилась. Она уже слышала запах кофе. Здесь, на террасах Института человека, много уютных уголков. Показав живой скульптуре язык, она скользнула за мощный куст рябины, тронутый желтизной, и увидела гостеприимно расставленные столики. За одним из них сидели трое мужчин. Зита кашлянула, но ее не услышали.
Ладно.
Зита села так, чтобы видеть всю компанию. Но что скрывать, она села так, чтобы слышать эту компанию.
Индекс популярности: Ждан Хайдари, Хриза Рууд, Ри Ги Чен, доктор Хайдари, доктор Чеди, Гумам, Юрий Ходоров, Гомер Хайдари, лицедеи из Юнис — Хирш и Сэнь Сяо.
Подумаешь, Ждан Хайдари! Первое место должно принадлежать Хризе Рууд. Зита всегда подражала Настоятельнице Общей школы, ей всегда хотелось походить не Хризу Рууд. Конечно, волна мерцающих волшебных волос, гибкие руки, гармония жеста, слова, походка — все это было подарено Хризе Рууд природой, но Зита работает над собой, она старается ни в чем не уступить той, кого обожает. Почему же на первом месте в индексе находится Ждан Хайдари?
Зита обиженно вздохнула.
Папий Урс (универсальный бытовой робот; вся бытовая серия шла под именем Папий Урс: так звали когда-то знаменитого биотехника) подкатил столик. Зита сама взяла чашку, голова закружилась от аромата, выбрала сок и только после этого осторожно покосилась на соседний столик.
Никто из тех троих не заметил ее появления.
Один, коренастый, широкоплечий, сидел к ней спиной. Он явно устал, она почувствовала это по его расслабленности. Утомленным выглядел и другой. Его рыхловатое, но доброе и совсем не старое лицо показалось Зите знакомым, было в нем что-то не совсем обычное. Зита не сразу поняла, что человек проста косит, и косит изрядно. Она удивилась: не столь уж сложная операция, почему он мирится с таким неудобством? А вот третьего Зита узнала сразу. Еще бы! Жесткие, будто дыбом вставшие волосы, гладкое лицо, совсем как у живой скульптуры, резкие жесты — конечно, это Гумам, один из самых популярных мастеров голографического реала. Зита видела в Юнис многие его вещи, ей особенно нравилась драма «Безумная». Зита смотрела этот реал много раз, она могла воспроизводить на память целые монологи. Там мать, случайным образом избежавшая коррекции, бежала из госпиталя вместе с ребенком и переживала умопомрачительные приключения.
Гумам утверждает: туманы запахов — тупиковый путь.
Возможно, но Зите сеансы ТЗ нравились.
Ей нравилось утонуть в мягком кресле, сосредоточиться, отключиться от всех забот и вдруг — это всегда бывает вдруг — уловить тот самый первый, самый странный момент, когда тебя начинают касаться медленные разводы серебряного фосфоресцирующего тумана, совсем как на океанском берегу. Они текут, колеблются, прозрачные и слоистые, они навевают легкую печаль, светлую смуту. Ты вспоминаешь полузабытые запахи водорослей, пузырящейся пены, нежных битых ракушек, прогретых солнечными лучами… Да мало ли что ты вспоминаешь и чувствуешь! В самом ничтожном запахе, даже в намеке на запах заключена чудовищная информация. За какое-то мгновение ты можешь заново пережить всю жизнь, а всего-то твоих ноздрей коснулся почти неуловимый запах…
Нора Лунина…
«О чем я? Нора Лунина далеко, я не на сеансе Т3…»
Коря себя за несдержанность — МЭМ все видит, МЭМ все слышит — Зита крепко сжала колени. И услышала:
— Выходит, к единому мнению мы не пришли.
Ну да, это сказал Гумам. Сказал раздраженно и резко. А тот, что сильно косил, поднял наконец голову и увидел Зиту. Что-то в глазах его изменилось, но все равно он смотрел как бы мимо Зиты.
— Единого мнения и быть не может, — все так же резко заявил Гумам. — Мы можем называть кроманьонцев дикарями, но рисовали они не хуже нас. И это была реальность. А Мнемо?
— Реальность?… Что вообще есть реальность? — медленно спросил косящий.
— То, что сближает, — сразу ответил Гумам. — То, что можно потрогать. То, что помогает общению!
— Ну да. — Собеседник Гумама оставался спокоен, даже слишком спокоен. — Залы Юнис собирают невероятное количество зрителей. Но единение ли это? В театр уже в двадцатом веке ходили вовсе не для того, чтобы общаться. В театр вообще можно не ходить — почти та же информация приходит к нам и с экрана… Что же касается Мнемо, Гумам, хочу огорчить тебя: Мнемо — это вовсе не иллюзия, это не обман. Это жизнь. Это действительно жизнь. Другая, но жизнь, и к этому следует привыкнуть.