«Мощный завтрак» заканчивался. Великое дело было сделано.
Однажды, глядя на кота, поглощающего «мощный завтрак», я заметил, что его бедро все еще не в порядке. Порез на губе уже зажил, а бедро, хоть кот и двигался все свободнее, было далеко от совершенства. Иначе говоря, наступило время, когда кота следовало отвезти к ветеринару.
Я думал отложить этот визит: мне не хотелось прерывать процесс одомашнивания кота травмой, которую я нанес бы, запихивая его в сумку, чтобы вынести из дома. Я уверен, что он воспринял бы это как отъезд навсегда. Но теперь я понял, что откладывать дальше нельзя. И бедро не единственная причина. Его пора было всего обследовать, сделать прививки, и - самое трудное - его необходимо было кастрировать. Независимо от того, выходят они из дома или нет, имеют ли контакты с другими котами, я, всегда проповедовавший идею кастрации, не мог допустить, чтобы мой собственный кот был «не в полном порядке».
Кроме того, он часто потряхивал головой. Сначала я думал, что мне только кажется, но, поскольку это продолжалось, я понял, что у него неладно с ушами. Для меня это не было неожиданностью. Как я говорил в тот первый день миссис Уиллс, это характерно для белых котов.
Ветеринар, которого я выбрал для моего кота, разделял мои взгляды по поводу насилия над животными. Ее звали Сьюзан Томпсон, и, кроме прочих достоинств, она была единственной женщиной в классе ветеринарной школы. Перед тем как заняться частной практикой, она работала в приюте, где я был членом совета, и я знал, что она была профессионалом высокого класса, а также отличалась редким сочетанием мягкости и решительности. Благодаря этим качествам она быстро и безболезненно лечила животных, и все кончалось раньше, чем ее подопечные осознавали, что с ними происходит.
Я позвонил Сьюзан и сообщил ей о высокой чести, которая ей оказана. Она предложила принести кота на следующее утро, а потом выслушала мои диагнозы и подробный рассказ о достоинствах моего кота. Она слушала терпеливо, но, как я чувствовал, без особого интереса, до тех пор пока я не упомянул о кастрации.
- Если мы собираемся это делать, - перебила она меня, - то я оставлю его у себя на ночь. И прошу вас не кормить и не поить его после шести часов вечера.
О том, что он останется в лечебнице на ночь, я знал, но второе условие было для меня неожиданностью. Плохо было уже то, что я должен его вынести на улицу, растревожив как раз тогда, когда он начал привыкать к дому и чувствовать себя в безопасности. И ко всему еще предстояло пережить голодный вечер и утро без «мощного завтрака»! Это было уже слишком!
Но ничего не поделаешь, пришлось выполнять все требования доктора. И потому в тот вечер, когда он, нервничая, не понимал, почему его лишили еды, я пытался отвлечь его и старался растолковать, что виноват в этом не я, а другие люди. Я был к нему особенно внимателен, ласкал его, играл с ним, даже дал ему выиграть в бейсбол с пинг-понговым мячиком. Но он снова и снова издавал свое «айяу», протягивал лапы, хватал меня за ноги и тащил на кухню. Когда же я отказывался, он утешался самым жалобным «айяу», которое я когда-либо слышал от него.
И когда пришло время спать, он остался на полу. Поздно ночью он все-таки вспрыгнул ко мне на кровать, но улегся не рядом, как обычно, а внизу, у самых ног. В три часа он, как всегда, разбудил меня, но, когда я даже не пошевельнулся, чтобы насыпать ему «Виттлз» из коробки, на которую был устремлен его взгляд, он достиг пика раздражения. Он понял, что я лишился рассудка. И надо взять дело в свои лапы. Кот стремительно перепрыгнул через меня на прикроватный столик, одним ударом перевернул коробку, и, как раз тогда, когда он почти достиг цели, я протянул руку и схватил коробку.
Он смотрел так, что мне стало ясно: мы - враги. Но я это игнорировал, ссыпал «Виттлз» обратно в коробку и убрал ее в шкафчик.
Кот повернулся ко мне спиной, спрыгнул на пол и оставался там до конца ночи.
На следующее утро я совершил, если можно так выразиться, искусный и наглый маневр с нашим «мощным завтраком». Я решил, что тоже не буду есть. В конце концов, вовсе необязательно завтракать каждый день.
Вместо завтрака я полез в кладовку и достал сумку, которую Мариан, со своей обычной предусмотрительностью, принесла и тайком спрятала на верхней полке, так чтобы кот не мог ее увидеть.