- Юмор? - переспросил Мейсон.
- Да, я раньше в кочегарке работал. Клинкер там постоянно гремел и звенел [to clink - звенеть, греметь (англ.)]. Я так его назвал, потому что вечно он грохотал и все опрокидывал.
- Любите его? - спросил Мейсон.
- Он единственный мой друг во всем мире, - хрипло сказал Эштон.
Мейсон поднял брови.
- Я ведь привратник. По-настоящему я не работаю. Дом много лет заперт. Хозяин жил в Карменсите. Мое дело - бродить кругом, убирать двор да подметать ступеньки. Раза три-четыре в год хозяин устраивал уборку, все остальное время комнаты заперты и ставни закрыты.
- Там никто не жил?
- Никто.
- Зачем же он арендовал дом?
- Так уж надо было.
- И хозяин оставил завещание?
- Да. По завещанию за мной остается место, пока я могу работать, а если не смогу - обо мне должны позаботиться.
- Наследники - двое внуков?
- Трое. Но в завещании упомянуты двое.
- Расскажите о ваших неприятностях, - предложил Мейсон.
- Хозяин сгорел во время пожара в загородном доме. Я об этом не знал, пока мне утром не позвонили по телефону. Владелец дома теперь - Сэм Лекстер. Он красивый мальчик, но не любит животных, а я не люблю тех, кто не умеет обращаться с ними.
- Кто был в доме во время пожара? - спросил Мейсон.
- Уинифред. То есть Уинифред Лекстер, внучка. Потом Сэм Лекстер и Фрэнк Оуфли - внуки. Миссис Пиксли была - экономка. И еще сиделка - Эдит де Во.
- Еще кто? - спросил Мейсон.
- Джим Брэндон, шофер. Ушлый парень. Знает, с какой стороны хлеб маслом намазан. Поглядели бы вы, как он Сэма Лекстера обхаживает.
Эштон даже стукнул по полу костылем, чтобы выразить отвращение.
- Еще кто?
Эштон пересчитал по пальцам тех, кого уже упомянул, и добавил:
- Нора Эддингтон.
- А она что за человек? - Мейсон, очевидно, наслаждался зрелищем этих разных характеров, увиденных циничными глазами Эштона.
- Корова она, - ответил Эштон. - Послушная, доверчивая, добрая большеглазая дурища. Но ее не было, когда дом загорелся. Она приходящая.
- Когда дом сгорел, работы для нее не осталось?
- Верно. Она после того и не приходила.
- Так ее можно и не считать. Она в деле не фигурирует.
- Можно бы, - сказал Эштон со значением, - если бы она не была влюблена в Брэндона. Воображает, что Джим на ней женится, как разбогатеет. Ну, пробовал я объяснить ей кое-что насчет Джима Брэндона, да она и слушать не хочет.
- Откуда же вы так хорошо знаете этих людей, если вы живете в городском доме, а они - за городом?
- Так я ж туда, бывало, приезжал.
- Вы ездили на машине?
- Да.
- Машина ваша?
- Нет, хозяин держал ее возле дома для меня, чтоб я мог приезжать к нему за инструкциями. Он терпеть не мог сам ездить в город.
- Что за машина? - спросил Мейсон.
- Шевроле.
- Больная нога не мешает править машиной?
- Этой - нет. На ней есть дополнительный тормоз. Ручной.
Бросив многозначительный взгляд на Деллу Стрит, Мейсон снова повернулся к морщинистому лысому старику:
- Почему же Уинифред не упомянута в завещании?
- Никто не знает.
- Значит, вы сторожили городской дом?
- Именно так.
- Адрес городского дома?
- Ист Вашингтон, тридцать восемь двадцать четыре.
- Вы все еще живете там?
- Да, и еще Лекстер, Оуфли и слуги.
- Другими словами, когда сгорел дом в Карменсите они переехали в городской дом, так?
- Так. Они бы все равно переехали после смерти хозяина. Они не из тех, кому нравится жить в деревне. Городское любят.
- И они возражают против кота?
- Сэм Лекстер возражает. Он душеприказчик.
- В какой именно форме он возражает против кота?
- Сказал, чтоб я избавился от животного, иначе он его отравит.
- Причину объяснил?
- Не любит он кошек. А Клинкера особенно не любит. Я внизу сплю и окно держу открытым. Клинкер прыгает туда-сюда, знаете, небось: нельзя же кота взаперти держать. А у меня нога больная, не могу я много выходить. Клинкер сам гуляет. Когда дождь, лапы у него пачкаются. Прыгнет в окно - и всю грязь мне на постель несет.
- Окно над вашей кроватью? - спросил Мейсон.
- Прямехонько над ней, там Клинкер и спит. Никому он не мешал. Сэм говорит: он белье портит, счета из прачечной большие. Счета! А уж он-то за ночь в клубе тратит - на десять лет хватит прачечную оплачивать!
- Он - свободный художник, значит? - добродушно спросил Мейсон.
- Был раньше, сейчас не совсем. Деньги-то не получить.
- Какие еще деньги?
- Ну, которые хозяин оставил.
- Мне показалось, вы упомянули, что он их поровну поделил между двумя внуками?
- Ну да - то, что они смогли найти.
- Так они не все нашли? - заинтересованно спросил Мейсон.
- Незадолго до пожара, - Эштон казалось, получал от своего рассказа удовольствие, - хозяин уладил свои дела. Получил наличными больше миллиона долларов. Никто не знает, что он сделал с деньгами. Сэм Лекстер считает, что он их где-то зарыл, но я-то лучше хозяина знаю. Думаю, он их в сейф положил под чужим именем. Не доверял он банкам. Банки, говорил, в лучшие времена твоими денежками пользуются и прибыль наживают, а в худшие объявляют, что очень, мол, жаль, но вернуть их они не могут. Года два назад он так деньги в банке потерял. Хватило с него.
- Миллион наличными? - переспросил Мейсон.
- Конечно, как же еще он мог их получить? - ощерился Эштон.
Перри Мейсон поглядел на Деллу Стрит и спросил Эштона:
- Вы сказали, Уинифред исчезла?
- Да, и я ее не осуждаю. Остальные с ней не церемонились.
- Сколько лет внукам?
- Сэму двадцать восемь, Фрэнку Оуфли двадцать шесть, Уинифред двадцать два - красавица! Стоит всех остальных, вместе взятых. Полгода назад хозяин по завещанию оставил ей все, а другим двум - по десять долларов. А за два дня до смерти сделал новое завещание.
- Жестоко по отношению к Уинифред, - нахмурился Мейсон.
В ответ Эштон буркнул что-то невнятное.
- Так сколько вы готовы потратить, чтобы отстоять свои права на Клинкера? - рискнул спросить Мейсон.
Эштон достал из кармана бумажник, полный банкнот.
- Я не скряга, - сказал он. - Хороший адвокат стоит дорого. Мне нужен самый лучший. Сколько это будет стоить?
Мейсон так и уставился на толстую пачку.
- Где вы взяли эти деньги? - спросил он с любопытством.