Он отключил связь, не глядя на нас.
Гвен вынула игральную доску и предложила мне сыграть партию в «крестики-нолики», по-видимому, считая, что эта игра как раз соответствует моему интеллекту. Она обыграла меня четыре раза, хотя в двух партиях мой ход был первым. Но в моей голове все еще звучал ее сверхзвуковой вопль!
Я не очень следил за временем, но, кажется, через десять минут в кабинет вошел человек с нашими счетами. Сэтос взглядом повелел ему подойти к нам. Мне показалось, что со мной расчет произведен точно, и я уже хотел подписать расходный ордер, как Гвен спросила:
– А кто оплатит мне проценты по деньгам, которые лежали на депозите?
– Как вы сказали? О чем вы?
– Деньги на обратный проезд мной положены на депозит наличными, а вовсе не отданы вам на хранение! Ваш банк обязан выплатить мне эту сумму плюс девять процентов годовых, не облагаемых налогом. Правда, срочный вклад был бы выгоднее, но что делать? Я пробыла здесь больше года, так что… дайте сообразить… – Гвен подняла карманный калькулятор, который она только что использовала для подсчета очков в игре. – Вы должны мне проценты на сумму восемьсот семьдесят крон. Желательно в швейцарских золотых, что составит…
– Мы платим в кронах, у нас нет швейцарской монеты.
– Ну и ладно, платите в кронах, как я посчитала.
– Но мы не платим процентов на деньги на обратный билет. Он же исчисляется в СКВ…
Я вдруг насторожился.
– Так вы не платите, да? Дорогая, можно мне твой компьютерчик?
Так-с… Значит, смотри-ка: сто восемьдесят тысяч поселенцев и оплата туристической поездки в Мауи на Пан-Америкэн или Кантас…
– Семьдесят две сотни в день, – быстро ответила Гвен, – не считая выходных и праздников…
– Итак, – я произвел подсчет. – Гвен, это составляет около двух миллиардов крон! Единица, девять, девять, шесть и в придачу шесть нулей!
До чего же интересно! Сэтос, старичок, вы же могли бы передавать больше ста миллионов в год для наших сирот в фонды Луна-Сити, да еще не облагаемых налогом! Но сдается мне, вы вряд ли так поступаете. По крайней мере с большей частью этих денежек. И думаю, что и с других вкладов вы также снимаете пенки в пользу своего «предпринимательства», не так ли? А вкладчики и не ведают ни о чем, правда?
Служитель (Игнациус?) прислушивался к моим словам с несомненным интересом.
Сэтос рявкнул:
– Подписывайте ордера и убирайтесь!
– О, я готов…
– Но не прежде, чем они уплатят проценты, – ввернула Гвен.
Я покачал головой.
– Нет, Гвен. Такого можно было бы уговорить где угодно, но не здесь.
Тут он сам себе и закон, и судья. Впрочем, мистер Менеджер, вы подали мне идею великолепной высокооплачиваемой статьи для «Ридерс дайджест» или «Форчун». Да еще под заголовком: «Небесный пирожок, или как разбогатеть на чужих денежках: экономика частновладельческого космического поселения». А далее такая фразочка: «Сто миллионов в год, мошеннически недоданных публике только на одном Голден Руле». Ну и еще в том же духе!
– Вы опубликуете это, а я воздам вам за все ваши художества!
– Да неужели? Увидимся в суде, старичок. Не думаю, чтобы вам сильно улыбалось полоскание вашего грязного бельишка в суде, не подвластном вам.
М-мм, у меня появилась совсем уж дикая идея! Вы сделали очень ценное добавление. И я погляжу вместе с «Уолл-стрит джорнел», как вы будете выпутываться без ваших продажных покровителей. Сколько средств в СКВ курсирует от кольца один тридцать до кольца один сорок? И сколько поселенцев, покидающих Голден Рул, может получить их обратно из ваших банков? Или ваш валютный запас – такое же пустозвонство, как и все ваши слова?
– Заявите об этом публично, и я затаскаю вас по всем судам Системы!
Подписывайте ордера и убирайтесь!
Гвен не стала подписывать, пока не пересчитала все деньги. Потом она поставила свою подпись, и я сделал то же.
Когда мы укладывали деньги, терминал на столе Менеджера засветился.
Экран был виден только Сэтосу, по голосу я понял, что это Главный проктор Франко.
– Мистер Сэтос!
– Я занят.
– Чрезвычайное сообщение! В Рона Толливера стреляли. Я…
– Вы что?
– Только что! Я был в его офисе, он тяжело ранен, возможно, стрелявший не рассчитал. Но я видел все сам. Это сделал тот фальшивый доктор, Ричард Эймс.
– Заткнись!
– Но, босс!
– Заткнись, говорю тебе! Ты глупый, все перепутавший осел! Доложишь мне сейчас же лично!
Он снова обратился к нам:
– А теперь уходите!
– А может, лучше дождаться этого «очевидца покушения»?
– Убирайтесь! И покиньте наше поселение!
Я предложил Гвен свой локоть.
Глава 7
Ты не сможешь обмануть честного человека.
Воровство разобьет ему сердце.
Мы увидели Билла в вестибюле. Он так и сидел на парашютном чехле с бонсай-деревцем в руках. При виде нас он встал с каким-то растерянным видом. Но стоило Гвен улыбнуться ему, как Билл сам расплылся в улыбке.
Я спросил:
– У тебя, что, возникли проблемы, Билл?
– Нет, хозяин. Ох, да, одна шкура хотела купить деревце!
– Так что же ты не продал?
Он крайне изумился:
– Чего? Оно же принадлежит ей!
– Ты прав. Знаешь, что бы она с тобой сделала, если бы ты продал? Она бы забросала тебя гусеницами, вот что бы она сделала! Но не горюй, теперь тебе это больше не грозит. И крысы тоже. Пока ты с ней, никакие крысы тебе не страшны. Я прав, миссис Хардести?
– Абсолютно правы, сенатор. Никогда никаких крыс! Билл, я горжусь тобой, ты не поддался искушению. Но я хочу, чтобы ты избавился от сленга.
Если услышат твои словечки, подумают, что ты из «ночных ходоков». А нам бы этого не хотелось, не так ли? Поэтому никогда не говори «одна шкура хотела купить», а просто скажи: «один человек».
– Ох, но ведь по правде та шкура-то была девкой. Ох, простите, бабой.
Усекли?
– Усекла. Но давай попробуем снова. Скажи «женщина».
– Олл райт. Та шкура была женщиной. – Он радостно заулыбался и сообщил: – А вы говорите совсем как сестры, учившие нас Закону Божьему там, на Земле.
– Это комплимент, Билл… но все равно стану придираться к твоей грамматике и произношению и разным словечкам куда больше, чем они. До тех пор, пока ты не заговоришь, как сенатор. Знаешь, много лет назад один мудрый скептик доказывал, что самый важный признак любого человека – его речь. И что правильная речь может стать залогом успеха. Ты понимаешь меня?
– Уф… так, кое-что…
– Ты не сможешь научиться сразу всему, я на это и не рассчитываю. Но, Билл, если ты будешь мыться ежедневно и научишься правильно говорить, то люди решат, что ты счастливчик, и станут относиться к тебе с уважением.
Поэтому давай попытаемся, ладно?
Я сказал:
– Между прочим, важнее было бы срочно выбраться из этого притона.
– Сенатор, важно и то и другое!
– Ну да, ну да, старое правило «статуэтки для битья», я понимаю. И все же давай двигаться отсюда.
– Да, сэр! Держим путь в космопорт?
– Пока нет. Держим на Эль Камино Реал в поисках терминала, по которому можно было бы поговорить за монетку. У тебя есть мелочь?
– Несколько монеток. Достаточно для непродолжительной беседы, наверное.
– Хорошо. Но все же поглядывай, нет ли по пути разменного пункта.
Теперь, когда мы закрыли счета, придется частенько действовать с помощью мелочи.
Мы подняли вещи и двинулись в путь. Гвен тихонько произнесла:
– Мне бы не хотелось, чтобы Билл это слышал, но… не составляет особого труда «убедить» общественный терминал в том, что у тебя есть кредит в банке, даже если его и нет!
Я так же тихо ответил:
– Мы прибегнем к этому, если откажут честные приемы. Моя дорогая, сколько еще хитрых штучек у тебя про запас?
– Сэр, я даже не понимаю, о чем вы говорите! В ста метрах впереди нас… А что, на той будке светится желтый знак? Но почему столь немногочисленны будки, принимающие мелочь?