– Вот балаболка!
Серёга с Вовкой шли по улице. Они шли в отдел кадров флота получать назначение – два лейтенанта только что из училища.
– А что я люблю больше воздуха? Нууу?
– Ну?
– Больше воздуха я люблю женщин. Вот! Они кудрявые везде. К чему ни прикоснись. Ты прикасаешься – а они кудрявые. И сколько их, Господи! Сколько! Они всюду. Да! А знаешь ли ты, что только что пришло ко мне в голову: мы должны жениться. Сейчас же. Эта мысль пришла ко мне, но она меня не поразила. И это странно. Это неожиданно. Любая мысль приходящая не может не поражать хотя бы способом своего появления. И даже не способом, о котором я ни шиша не знаю, но…
– Короче.
– Да, так вот: мы должны жениться. Как тебе это?
– Сейчас?
– А когда, милый, когда?! Тебя засунут на корабль, как руку в жопу слона, и не скоро вынут. А как же продолжение рода? Ты, что, не хочешь, чтоб у тебя родился сын, продолжатель династии мореходов, пароходов и человеков, и чтоб его тоже засунули в жопу? Чтоб он испытал то же, что и ты, но только в большем размере? А когда ты еще сделаешь сына, как прямо не сейчас? О-о-о… я уже вижу, как ты делаешь сына, а заодно и я… о-о-о… вот она лежит на постели, а ты подходишь, свесив руки, и не только их, ты видишь ее колено. Оно светится, хотя вся она тоже ничем не прикрыта, но ты видишь только колено, хотя в глаза лезет все остальное, но это колено – оно такое нежное и податливое, и ты вступаешь на одеяло, наклоняешься и целуешь его, сначала робко, а потом все сильней и сильней – никакого удержу; ты покрываешь поцелуями все, все ее тело, и оно при каждом прикосновении наполняется негой и стоном, оно выгибается, изломав свои собственные линии вдоль, а потом и поперек, а ты уже там, у врат истомных, и ты вторгаешься в них на манер пехотинца Александра Македонского, и тебя опаляет жар – жадный, липкий, а ты торопишься, торопишься, торопишься, и вот уже реки взапруженные, степи иссохшие и ураганы – все смешалось, пытаясь лишить тебя сознания, но в это мгновение прорвались, лопнули клетки и вылетели птички. А вот, кстати, и первая девушка, не изведавшая трахомы.
Они подошли к летнему кафе. За столиками было пусто, но в глубине сидела девушка. Серёга направился прямо к ней. Она была стройна – и это главное. За три шага до нее Серёга рухнул на колени, простер к ней руки и завопил:
– Дивная! Будьте его женой! – при этом он указал на Вовку, у которого от всего этого глаза на лоб полезли. Наконец он кое-как овладел собой и вступил в разговор:
– Не обращайте на него внимания, – пытаясь оттащить Серёгу.
Девушка окаменела. Ее широко распахнутые глаза смотрели на Серёгу так, как если б ей явился колосс родосский.
Серёга между тем уже освободился от друга и теперь, успев подползти ближе, стоял перед ней, но обращался к Вовке:
– Не хочешь?
– Нет!
– Он не хочет из природного благородства. Тогда обращаюсь от своего имени и сердца. Вы и только вы за пять шагов до этого воцаришь в моем опаленном сердце. Посмотрите вокруг: видите ли вы здесь людей? Нет! Здесь нет людей. Мы одни на планете. Только вы и я. Вот почему нас тянет друг к другу. Нас влечет. Нас волочет. Будьте моей женой. Я молод, красив. Станьте моей – и вы изведаете муки моего сердца. Я вам его тут же открою. Да! Да! Да! Немедленно открою. Вот прямо возьму и… но нам надо на корабль. Нас ждут опасности, свершения и смерть подстерегает на каждом шагу. А что такое военный моряк, как не человек, приготовленный к смерти? Как не человек, сказавший ей: да! Да! Сотня чертей! Для него дорога каждая минута, для этого военного человека. И он желает жениться. Что в этом желании плохого? Что в нем постыдного или бесчестного? Нет! И еще раз – нет! Я вас никогда не обижу. Способен ли моряк обидеть ребенка? Никогда. А вы совсем еще ребенок. Я это вижу так же ясно, как все, что напротив. Но подспудно, скажите, подспудно вы ведь ожидали нечто подобное, согласитесь. Всем своим сердцем вы двигались навстречу ему – событию. И вот оно пришло. Оно настало. Наперло, заперло, заполонило. Сейчас или никогда. Оно, а не я, требует от вас ответа: да или нет? Да или нет?! Вам решать. Решайтесь. Ну?