Слово «сказки» застряло в мозгу, будто зацепившись за какое-то воспоминание, но не успело оформиться ни во что определенное, потому что сзади послышался топот копыт, голоса, лошадиное ржание. Я схватил Барса в охапку и поспешно отступил с дороги, на которой показалась карета, окруженная нарядно одетыми всадниками. Когда кавалькада поравнялась со мной, один из всадников чуть осадил коня и бросил мне мелкую монетку, исчезнувшую в траве.
— Эй, чей это замок? — Он махнул рукой с зажатым в ней хлыстом куда-то в сторону. Я, проследив его жест, заметил вдалеке на фоне полей холм, а на холме — самый настоящий замок, словно с туристического буклета, рекламирующего тур по замкам Луары.
— Ну, ты! Немой?
Всадник замахнулся хлыстом, но раздумал, плюнул и тронул поводья. Кавалькада пронеслась мимо, а я так и остался стоять столбом. Барс спрыгнул на траву и стоял рядом, нервно подёргивая хвостом, а мне очень хотелось показать вслед хаму с хлыстом средний палец. Чей замок, чей замок… а я почём знаю? В памяти всплыл старый детский мультик, где на подобный вопрос крестьяне хором пели: «Маркиза, маркиза, маркиза Карабаса…» Стоп! Только что зацепившее меня слово «сказка» наконец встало на место, словно недостающий кусочек мозаики. Умерший мельник и его два сына: старший унаследовал мельницу, а младший получил сапоги и кота… Это что же, я попал в сказку про Кота-в-Сапогах? Барс, мне что же, сапоги тебе отдать? Мигом успокоившийся Барс пристально взглянул на меня своими жёлто-зелёными глазищами. Я сел в траву и сжал голову руками. Бред какой-то. Сигарету бы сейчас… Ага! Значит, я — это я, потому что вряд ли мельников сын привык курить сигареты. А раз я не настоящий сын мельника, значит мое место не здесь, а в другом, родном мире, просто туда нужно вернуться. Я чувствовал, что логика моих рассуждений хромает, но лучше хромая логика, чем никакой. Во всяком случае, я так считаю, и точка. Найти ту землянку, из которой выбрался в этот мир, вот что мне нужно.
— Барс, пошли домой. Ты ведь пойдешь со мной, правда?
Я поднял его на руки и посадил за пазуху. Куда идти, я представлял — топографического кретинизма за мной никогда не водилось. Вот дорога, по которой мы шли на мельницу, вот рощица виднеется… Ощущая под курткой теплое тельце, я вдруг испытал чувство вины, ведь если Барс жив в этом мире, а в моем — давно умер, значит… Но тут я вспомнил, как увидел его на чердаке, и попытался прогнать вину — и там, и здесь мы были одинаково живыми. Но машина… неужели она задавила меня насмерть? Тогда получается, что Барс предвидел мою смерть и пришел из этого мира, чтобы спасти, чтобы я, умерев там, все-таки жил здесь, как и он? Может, не зря говорят, что кошки связаны с потусторонним миром, или с параллельными мирами, и вообще — мистические животные? Вдруг это правда? Но что же тогда получается? Ладно, найдем землянку, а там посмотрим.
Мы свернули в рощицу и — вот она, землянка. Вернее, просто земляная насыпь, без единого намека на дверь. Я огляделся — нет, ошибки не было, та самая рощица, тот самый вид, так поразивший меня, одинокий домик на пригорке. Я готов был руками ощупывать насыпь, но и без того было понятно: просто холмик, поросший травой. Никакого входа под землю. Может, сходить в тот дом на пригорке, спросить, что это за холм и часто ли в нем появляется дверь, из которой выходят люди? И что мне ответят, учитывая здешние простые нравы? Плёткой меня сегодня уже чуть не огрели, теперь только фингала под глазом не хватает.
— Барс, ну почему ты не умеешь говорить, а? Мы же в сказке, а там кот разговаривал… — Я вздохнув, опустился на траву. — Ну да, он там ещё и сапоги носил. А здесь сапоги ношу я, значит, и разговаривать мне. Да, Барс? То есть, стоит сходить в тот дом и поспрашивать насчёт этого холмика?
Барс равнодушно отвернулся, понюхал одуванчик и чихнул. Я почувствовал внезапно навалившуюся усталость. Интересная вещь: когда случается что-то странное, но не меняющее в корне нашу жизнь, мы прямо из одежды готовы выпрыгнуть от любопытства и удивления — как такое возможно, что за мистика, что за волшебство? А когда происходит нечто на самом деле мистическое и волшебное, то на удивление сил просто не остаётся, как у меня сейчас. Если бы мне сказали, что я попаду в самую настоящую сказку, я бы, кажется, удивился больше, чем на самом деле в неё попав. Жаль только, что мобильник не перенёсся сюда вместе со мной — хоть домой позвонил бы, маму с папой успокоил. Интересно, в своём мире я совсем исчез, или мой труп остался лежать в том дворе, где меня машина сбила? В душу потихоньку стал заползать страх. Ведь если там найдут меня, мёртвого, и сообщат родителям… Лежавший на верхушке холмика Барс вскочил и потёрся о мою руку. Настоящий, осязаемый. И я — тоже осязаемый, тоже настоящий. Не могу же я быть осязаемым сразу в двух местах, верно?