– А ты была там? – спросил Тихон.
– Где? – не поняла мама.
– Там. За окном. – Тихон показал лапой во двор.
– Была, – призналась мама.
– Ты была за окном?! – закричал Тихон, – и никогда мне об этом не рассказывала?
– Я выбрала свою судьбу. Моя жизнь здесь, в музее.
– Ты хотя бы могла выбирать! А за меня вы выбрали! – закричал Тихон и снова начал чихать. На самом деле он плакал. Так плачут только маленькие дети или взрослые, когда им обидно. От обиды очень часто хочется плакать.
– Но тебя никто не держит, – спокойно заметила мама.
– Как это? – Тихон всё ещё хлюпал носом и пытался прикрыться лапой.
– Если закрыта дверь, есть окно. Оно открыто. Даже сейчас. Ты же можешь допрыгнуть до форточки? – мама подняла лапу вверх. Форточка действительно была открыта.
– Легко. Полковник Гранд считает, что я не умею бегать, но прыгаю вполне сносно. На «троечку», – хмыкнул Тихон.
– И ты же потом сможешь спрыгнуть с форточки на другую сторону подоконника? – мама разглядывала свои лапы и не смотрела на Тихона.
– Конечно. Легче лёгкого! – воскликнул тот.
– Тогда что тебя останавливает? – улыбнулась мама и грациозно спрыгнула с подоконника.
Тихон застыл в недоумении. Мама никогда с ним так не разговаривала. Ему и в голову не приходило, что выход находится буквально под его носом. Но почему он раньше его не замечал?
Тихон ждал, когда мама выйдет из зала. Она шла неспешно и легко. Тихон подумал, что даже полковник Гранд не умеет ходить так бесшумно. Котёнок уже примеривался, чтобы подпрыгнуть к открытой форточке, как вдруг мама обернулась:
– Кстати, бывают пути и короче, если умеешь их разглядеть, – заметила она с улыбкой.
– Что ты хочешь сказать? – не понял Тихон.
– Просто толкни раму лапой.
Тихон толкнул раму, и та легко открылась.
– Почему ты сразу не сказала?! – воскликнул он.
– Ну, мужчины, а ты уже почти взрослый, никогда не ищут лёгких путей. Им всё время нужно что-то преодолевать, – рассмеялась мама.
Тихон осторожно высунул голову за окно, и его тут же окутало миллионом, миллиардом запахов и звуков. Даже голова закружилась. Он осторожно выставил за окно одну лапу, потом другую и уже оказался на другой стороне подоконника почти целиком, как вдруг подул ветер. Тихон почувствовал такую лёгкость, такой восторг, что опять начал чихать. Уже от счастья. Он сделал несколько шагов и сел. Ему хотелось привыкнуть к новым ощущениям, успокоить дыхание, как учил полковник Гранд. Но ничего не получалось. Восторг переполнял его. Сердце колотилось так, будто он пробежал сто кругов по полосе препятствий, хотя просто сидел, дышал, нюхал. Наконец, поднял голову и увидел небо – яркое, голубое, с облаками, похожими на творог, которым его иногда угощал человек. Тихон уже знал, что это был директор музея. То самое небо, которое так любили изображать художники на своих картинах. То самое, но другое. Казалось, что до него можно дотронуться лапой или допрыгнуть. Оно так манило, что не было никаких сил этому сопротивляться. Тихон подпрыгнул и протянул передние лапы, чтобы узнать, какое облако на ощупь. И уже в следующий момент понял, что падает. Падать он умел прекрасно, группировался и приземлялся на все лапы. Но тут, от неожиданности, упал неудачно, как какой-то неуклюжий котёнок. Даже носом ударился.
– Здрасьте, ты что, с неба свалился? – услышал Тихон голос.
Он поднялся и увидел перед собой кота, чёрного и грязного. Где заканчивался окрас и начиналась грязь, было не очень понятно. По виду кот казался ровесником Тихона.
– С подоконника, – ответил Тихон, – я смотрел на небо.
– Дохлый номер, – сказал кот, – я тоже пытался допрыгнуть, когда маленьким был, не получилось. Ты музейный, что ли?
– Наверное, да, – признался Тихон.
Он украдкой рассматривал нового знакомого. С виду тот очень отличался от котов, которые жили в музее. Но Тихон не чувствовал опасности. А полковник Гранд говорил, что в непонятной ситуации нужно доверять кошачьему инстинкту и интуиции. Так вот интуиция не подавала Тихону никаких сигналов. Как и инстинкт.
– Меня зовут Тихон, – представился он, поскольку мама учила его правилам вежливости.