— Почему? Есть много других прекрасных режиссеров.
— Есть. Согласен. Но если вы пригласите своих Шаброля, Лелуша или Годара, у нас их мало кто знает. А кто такой Данелия, знают все.
Продюсеры переглянулись, и Александров сказал:
— О'кей, Гия, за сценарий — сто тысяч. Но не сейчас, а когда фильм будет завершен.
— Не согласен. Сейчас.
— О'кей. Сейчас — десять.
— Нет. Все.
— Десять, Гия, это очень много, никакие «минутные вспышки» так дорого не стоят!
— Идиотские минутные — стоят сто.
— Господин Досталь, вот видите, как он разговаривает?
— Георгий Николаевич, не волнуйтесь, — сказал Досталь.
— Владимир Николаевич, я про его маму ни слова не сказал…
— Хорошо. Не начинайте все с начала, — вмешался Филипп Роттон, — господин Данелия, предлагаю двенадцать. А остальные, когда будет первая копия фильма. Согласны?
— Нет. Сто. Сейчас.
— Дальше нам разговаривать не о чем.
— И мне с вами не о чем. Извините, Владимир Николаевич, я ухожу. Всего хорошего!
Между прочим. Последний раз я торговался в 42-м году, когда мне было двенадцать лет, мы шили босоножки из автомобильных покрышек и клеенки и продавали их на рынке.
«Комедия ля финита!.. Сказал сто — значит сто!» Прошел шагов десять. «Хотя… согласились на все. Никуда вмешиваться не будут! Двенадцать тысяч — не маленькие деньги!» Остановился. «Что, вернуться, согласиться?.. Нет, получится — сдался»… Пошел. Иду, думаю: «Почему сдался? Вовсе не сдался. Главного добился. В кино лезть не будут… Так что…» И тут слышу:
— Гия!
Оглянулся. Ко мне по коридору шагают Филипп и Константин.
— Пятнадцать! — говорит Константин. — Больше не можем, честное слово! О'кей, Гия?.. — Константин протянул руку.
— О'кей, Костя! — сразу же согласился я.
Пошли в группу договариваться. Собрались: Саша Хайт, Вадим Юсов, продюсеры с переводчиком и я. Поскольку времени на поиски другого актера уже не было, мы договорились, что Мераба играет Питер Рихард. Через месяц, когда он освобождается, я с ним лечу в Тбилиси, привыкаем друг к другу, репетируем. 15 августа начинаем съемки. К этому времени в Грузии должна быть вся техника, костюмы, реквизит и съемочная группа.
Вечером, когда я угощал продюсеров ужином в грузинском ресторане «Пиросмани», Саша Хайт спросил Филиппа:
— Если честно, до какой суммы Данелия мог торговаться?
— До пятидесяти. Мы договорились, что больше пятидесяти не дадим.
Настроение у меня испортилось.
Александров и Роттон улетели в Париж. А я никак не мог понять, почему и зачем Александров меня увольнял. Юсов считал, что он и не собирался со мной расставаться, просто хотел припугнуть, чтобы я перестал разговаривать с ним в повелительном наклонении. А Саша Хайт сказал, что, по его сведениям, у Константина сорвалось финансирование и он не мог продолжать фильм, пока не договорился с Филиппом Роттоном.
Между прочим. Когда в 1990 году я показывал «Паспорт» в Музее Современного Искусства в Нью-Йорке, директор музея спросил, не тот ли это фильм, в котором должен был сниматься Николас Кейдж.
— Тот.
— Николас жаловался, что русский режиссер Джордж его пригласил, а потом пропал, так никто ни с ним, ни с его агентом не связался.
Сейчас мне понятно: Николас Кейдж после нашей встречи снялся в фильме, который прошел с громким успехом, стал звездой и был уже начинающему продюсеру Константину Александрову не по карману. Но самолюбивый Константин не мог признаться, что у него не хватает на Кейджа денег, и сказал, что Кейдж сниматься отказался.
ГРЕК МАНОЛИС
Рассказал я быстро, но вся эта кутерьма с поисками продюсера, выборами актера, конфликтами с заказчиками, открыванием и закрыванием картины, моим увольнением длилась два года. Я очень устал.
И моя жена Галя уговорила меня, пока составляется новый календарный план, поехать отдохнуть в Ессентуки.
Приехали. Воду не пьем, не гуляем, а с утра до ночи смотрим по телевизору бурные дебаты народных депутатов. 88-й год. Перестройка. Депутаты один за другим в прямом эфире говорят то, за что раньше давали от пяти до пятнадцати. Мы вполне с ними солидарны. Грядут перемены. Впереди нас ждет нормальная, человеческая жизнь. Настроение хорошее.
Но тут звонит Саша Хайт и сообщает, что Питер Рихард сниматься у нас не сможет.
— Константин (наш французский продюсер) предлагает снимать французского актера. Он прислал кассету. Если «да», то снимаем, если «нет» — сворачиваемся, дальше он тянуть не может.
По контракту в главной роли мы должны были снимать зарубежного актера.
На следующий день мы встретили самолет в Минводах и получили кассету с французским фильмом. Возникла проблема. В санатории видео не было. У врачей и персонала тоже. Это сейчас видео есть в каждом доме, а тогда, в середине восьмидесятых, с трудом нашли один видеомагнитофон.
В тот день, вечером, перед показом фильма «Кин-дза-дза!» у меня была встреча со зрителем в местном Доме культуры. После того как я рассказал все, что обычно рассказывают, и ответил на все вопросы, я обратился к залу:
— Товарищи, есть у кого-нибудь из вас видеомагнитофон? Мне надо срочно посмотреть кассету, для работы.
Молчание.
— А может быть, вы знаете кого-нибудь, у кого есть?
— У грека Манолиса есть, — сказал немолодой тучный мужчина в тесном железнодорожном кителе.
— А вы не подскажете, где он живет?
— Тут, недалеко. За водокачкой.
— Может, вы меня проводите?
— Товарищ Данелия, он, между прочим, ваше кино пришел посмотреть, — сказала женщина, сидевшая рядом, видимо, его жена.
— Это кино он еще увидит. А тут французский фильм, новый.
— Только без меня он никуда не пойдет! — сказала женщина.
Пока мы шли к выходу, меня спрашивали:
— Товарищ Данелия, а Бельмондо в этом кино играет?
— Не знаю.
— А клубничка там есть?
— Не думаю.
Когда мы подошли к двери, к нам присоединился мальчишка лет четырнадцати:
— Тетя Роза, я с вами, — сказал он жене железнодорожника.
— Ладно, будешь переводить.
Когда шли по вестибюлю, к нам присоединились еще трое. А когда вышли из кинотеатра и пошли по тротуару, за нами увязалось уже человек девять мужчин и женщин разных национальностей.
— Товарищи, — жена железнодорожника тетя Роза остановилась, — простите, а вы куда?
— С вами, кино смотреть, — сказал мужчина в украинской рубашке.
— Товарищ, мы не в клуб идем. Куда грек посадит такую ораву?!
— Когда людей много, он кино во дворе показывает, — сказал мальчишка. — Манолис мужик широкий.
Рядом с водокачкой за аккуратным забором стоял добротный двухэтажный дом из красного кирпича. Остановились у калитки. Тетя Роза крикнула:
— Манолис! Манолис!
Манолис, полный, лысый мужчина лет пятидесяти, вышел на балкон:
— Что случилось, Роза?
Она объяснила, кто я и что мне надо. Грек крикнул, что он извиняется, но в доме все не поместятся и придется смотреть кино во дворе.
Сыновья, дочери, племянники, сам Манолис быстро и слаженно вынесли из дома телевизор, видеомагнитофон, поставили на табуретки, подключили. Принесли из дома стулья, недостающие взяли у соседей. Соседи тоже присоединились к просмотру.
Когда все разместились, старший сын Манолиса спросил:
— Папа, можно начинать?
— Подожди, — сказала толстая женщина в черном басом, — товарищ Данелия, а детям это кино можно смотреть?
— Нельзя, — сказала тетя Роза.
— Почему?
— Потому что там будет такое, чего детям лучше не смотреть.
— Откуда вы знаете? Вы же сама еще ничего не видели, — сказала девочка лет восьми с белым бантиком.
— Сама-то я, может, и не видела, деточка! А что такое французское кино, знаю. Они про это только и думают.