– Посуду вымыть, что ли? – рассуждала Алиция после отъезда Аниты с Маженой, когда мы остались вдвоем.
Я заглянула в посудомоечную машину. Она была битком набита.
– Сюда уже больше ничего не влезет, разве что чайная ложка.
– Ладно, насыпь порошок и вымоем, сколько есть.
Послушно выполнив хозяйкино распоряжение, я продолжила начатый разговор:
– Так что я во всем сомневаюсь и преисполнена неуверенностью…
– Как же так? – удивилась Алиция. – Ведь только что сказала – больше ничего не влезет, и мы решили мыть, сколько есть.
– Да не о посуде я, а о твоем доме.
– Может, ты разрешишь мне самой сомневаться в том, что касается моего дома?
– В собственном доме ты вольна делать все, что считаешь нужным, но я привыкла иметь обо всем собственное мнение. А тут оно у меня никак не вырабатывается, сколько ни думаю, выходят сплошные несуразности. Ну скажи на милость, зачем нашему Подлецу Памела?
Алиция включила посудомойку, и мы опять уселись за кухонный стол, вяло продолжая разговор. Обе сошлись на том, что Анита что-то знает, а нам всего не сказала, специально скрыла от нас, это мы обе почувствовали, но и без нее понятно – вокруг нас что-то происходит. Тайный сговор физически ощущался под крышей Алициного дома, но неизвестно какой, а значит, непонятно, как ему противостоять.
– Да нет, не может быть, что все они в полном согласии ополчились против меня, – задумчиво рассуждала Алиция… – Глянь, как живописно разлеглись мои кошечки… Прохиндей и Памела? Памела и Падла? Разве что один Зенончик безвредный…
– Не столько безвредный, сколько глупый, – поправила я подругу.
– Не скажи, он своим умом крепок…
– А вот в этом я начинаю сомневаться. Не умом, а инстинктом выбирает он себе то, чем можно попользоваться, в последнем случае – тебя. Нет, куда ему до Падальского, до Памелы, до Прохиндея. И если есть у него, как ты выразилась, свой ум, то он должен избегать их, держаться от них на расстоянии…
– Они просто запудрили ему мозги…
– Так ведь их у него нет! Хотя… может, водит нас всех за нос, притворяясь безмозглым, а жизнь его кое-чему научила, так он еще всех остальных вокруг пальца обведет и с носом оставит.
– А тебе жалко? Ну и пусть оставит!
– Только не за твой счет.
– При чем тут я? Опять начинаешь морочить мне голову, а я так считаю: пусть между собой цапаются, лишь бы меня оставили в покое. Это уже становится скучным. Да, кстати, Павел не забыл прихватить торбы с мусором?
– Мусором… Как ты элегантно выражаешься… нет, не забыл. А Беата позаметала все, что высыпалось…
– И что сделала с этим высыпавшимся… мусором?
– Всыпала в одну из сумок, ее тоже прихватили.
– Очень надеюсь, что пристроят их где-нибудь, не привезут обратно.
– А мы можем идти спать, ведь у них есть ключи.
– Не знаю, стоит ли, ведь непременно захотят воспользоваться ванной и опять спустят воду…
Так мы болтали о том о сем, не решаясь пока укладываться в постель. И опять пришли к выводу, что главной движущей силой наших врагов является эта Падла, Падальский, который старательно подобрал себе сообщников из людей, хорошо знающих дом Алиции. Если насчет того, что в доме идут поиски неизвестно чего, Алиция не сомневалась, только насчет котов в мешках не была уверена. Точнее, сомневалась. А я считаю: и не сомневается она, тоже уверена, просто убеждает себя, оправдывает собственную нерешительность, иначе будет вынуждена проверить содержимое всех имеющихся у нее кошачьих мешков. Однако в столь позднее время у меня уже не было сил ссориться с ней, и я даже нехотя поддержала любовную версию. Падальский и Памела, что ж, очень может быть. Памела вообще интересная женщина, Подлец же, несмотря на возраст, со своим польским темпераментом вполне может составить конкуренцию скандинавской сексуальной бесцветности.
Когда гремящая и трясущаяся посудомойка наконец замолкла и я вынуждена была приступить к следующему этапу – доставать чистую посуду и расставлять ее по местам, в распахнутых настежь дверях террасы появились Павел с Беатой. И как-то так появились, что мы с Алицией замерли.
– Алиция, – запинаясь начал Павел, – м-мне бы очччень не хотелось… но, боюсь, у нас опять неприятности.
– Вас прихватили с вонючим мусором? – догадалась Алиция. – Да не переживай так, уплачу штраф.
– Нет, мусор прошел блестяще. Но у тебя в саду лежит труп.
– Ты, должно быть, спятил. Какой труп?
– Дамский. Ей-богу, мне не до шуток.
Алиция недовольно посмотрела на него, потом в темную глубину сада, потом на меня и сохранила хладнокровие.
– Пусть кто-нибудь достанет остатки «Наполеона» и нальет Беате, если только она не притворяется. Впрочем, так хорошо притворяться… За одно это заслужила коньяк. Так, говорите, труп? И кто же он такой, этот труп?
Со вздохом (и даже стоном) поднявшись, я достала из шкафчика бутылку с остатками коньяка.
– Не знаю, – ответил Павел. – Зато знаю, что в подобных случаях свидетель обязан быть точным. Не свидетель, а тот, который… ну… обнаружил тело. Так вот, лежит оно лицом вниз, спиной вверх, лица не видно, но если бы меня под страхом смертной казни заставили угадывать, я бы решил, что это Памела.
– Памела, прекрасно. И где же она лежит?
– В самом конце. Между дырой в живой изгороди и компостом. Ближе к дыре.
Владения Алиции представляли собой участок прямоугольной формы, равный тридцати соткам. Дом стоял у одной из коротких стен прямоугольника, ближе к дороге. Все остальное пространство занимал так называемый сад, разросшийся до невозможности. С террасы дома можно было увидеть от силы четвертую часть участка с куском газона, все остальное представляла собой буйная зелень. На сравнительно небольшой площади Алиции удалось вырастить множество превосходных растений, создать удивительно прекрасные уголки, которыми не устаешь любоваться. В конце сада, у загородки, отгораживающей Алицию от соседа, находились емкости с компостом, а в углу стоял сарайчик со всевозможным инструментом и прочим садовым барахлом. И все это было живописно обвито зеленью.
Днем в густой зелени всегда царил полумрак, что же говорить о ночи? С террасы Павел нам показывал в этот угол, правда не совсем уверенно. Посовещавшись с Алицией, мы пришли к выводу, что обнаруженный им труп лежит в одичавшей клубнике, гряды которой поросли осотом и какой-то вьющейся травкой, названия которой я не знала. А также ромашкой, пыреем и клевером. Подзабросила Алиция немного эту часть сада, надо прямо сказать.
Мы вернулись в дом. Я вручила Беате укрепляющий напиток, она жадно схватила бокал и отхлебнула порядочно. Алиция сидела какая-то растерянная. Павел все стоял в дверях.
– Так мне отпираться, мол, ничего не видел, или ты что-то сделаешь? – тоже растерянно спросил он хозяйку.
Алиция ни словом, ни жестом не отреагировала.
– Нет, ты мне скажи, что я должен сделать? Похоронить этот труп сразу как есть, или попытаться оживить?
– А ты уверен, что это уже труп? – спросила я. – Если да, то почему?
– Мне тоже так показалось! – пискнула из гостиной Беата. – Холодное оно какое-то и вроде бы еще больше коченеет. И баба! А Павел дотрагивался. Алиция, я не знаю, какие слова надо говорить, как перед тобой извиняться, но это не я убила!! Не я!
Алиция наконец пошевелилась и заговорила.
– Да я вовсе тебя и не осуждаю, – милостиво кивнула она. – Мне просто ужасно не хочется впутываться ни в какую криминальную аферу. Думала, пойдем спать, как нормальные люди, а тут мертвое тело. Иоанна…
Я очень, очень тяжело вздохнула. Ясное дело, раз мертвое дело – значит, Иоанна, специалист, можно сказать…
Хозяйка молчит, пришлось брать инициативу в свои руки.
– Естественно, будучи детективщицей, я чувствую себя обязанной заменить тебя. А вы, все остальные, запомните – когда пришла весть о трупе, Алиция как раз сидела в нужнике, вот почему вместо нее пошла я. Вбейте себе это в головы и не перепутайте, кто где сидел. Это очень существенно, я вам как специалист говорю. Ну ладно, показывайте свой труп.