Хотел познакомить Тамарр с письменностью, достал бумагу, стило… Но вместо этого обучил девушек игре в крестики-нолики.
— Серый, вам пора собираться на корабль, — напоминает сестренка. Надеваем униформу, выходим под дождь. Тамарр садится на байк, я накрываю ее и байк пленкой. И сам ныряю под пленку как в палатку. К углам пленки привязываю веревки. По-морскому — концы. Это чтоб ее ветром не унесло.
— Мы так и полетим под пленкой? — спрашивает Тамарр. — Не видно же ничего.
— Не видно — пол беды. Пленка на ветру полощется, быстро лететь нельзя, — объясняю я и поднимаю байк вертикально вверх.
На трех тысячах метров дождь остается под нами. Светит солнце, но холодно! Настраиваю автопилот на место вчерашней предпоследней посадки. Плотно закутываемся с Тамарр в сложенную в несколько слоев пленку, и я жму на кнопку. Теперь байк сам довезет нас до корабля.
Под пленкой не холодно, мы как в маленьком парнике. Но ноги мерзнут. Тамарр поджимает под себя то одну, то другую ногу. Беру с нее пример.
Через час мы на месте. Точнее, на три километра выше места. Даю команду байку медленно опуститься до высоты сто метров. С каждым метром становится теплее и мокрее. В общем, промокли до пояса. Снизу.
Разглядев за пленкой и дождем силуэт корабля, я направил к нему байк. Нас встретили радостными воплями и солеными шутками. Боцман проводил в кают-компанию. Там сунули в руки кружки с горячим вином, грохнули на стол сковороду с шипящими и скворчащими кусками мяса, блюдо с нарезанными дольками местных фруктов и блюдо с лепешками.
Вино горячее, мясо горячее. И это так здорово! И главное — хлебные лепешки! Неделю хлеба не ел. А фрукты пронзительно кислые и пряные. Из них, вообще-то, соус делают. Но на флоте ребята простые, считают, что соус сам собой из компонентов в животе смешается.
Наполнив желудки, идем к капитану. Выходя из кают-компании, делаю вид, что от вина меня шатает, и хватаюсь за дверной косяк.
Капитан вручает мне сумку с письмами и говорит много теплых слов. Произношу ответную речь и дарю ему солнечные очки. Выходя из каюты, снова изображаю нетрезвого и хватаюсь за дверной косяк. Два микрофона установлены! «Паранойя — наше все!» — сказала бы Линда.
Дождь все еще моросит. Убираю сумку в багажник байка, прощаюсь с командой, закутываю себя и Тамарр в пленку, пристегиваю к байку. Матросы щупают пленку и качают головами.
— Где изготовили эту ткань? — спрашивает боцман.
— Не знаю, — честно отвечаю я. — Нам со склада выдают. На складе ее много.
И поднимаю байк в воздух. Сильно разгоняться нельзя — пленка может заполоскаться на ветру. Медленно набираю высоту, а курс держу в открытый океан. Пусть команда думает, что их письма полетели прямиком к дому. На высоте четыреста метров вхожу в облака. По широкой дуге разворачиваю байк к берегу и задаю курс автопилоту. Медленно увеличиваю скорость. На ста тридцати ветровое стекло уже не спасает, и пленка начинает полоскать. Снижаю до ста десяти. Лететь долго, а делать нечего. Рассказываю Тамарр о жизни в Оазисе. Постепенно перехожу на иноземцев и другие цивилизации. Цивилизаций много, но в Оазисе можно встретить представителей только трех. Мы, прратты. Если по-русски, коты. Иноземцы, по-русски, люди и один бабу. Бабу — это сокращение от бабуин. Зовут Коррнев Юрра. Но он собирается вернуться на родную планету. Универ закончит — и улетит.
Тамарр задает очень правильные вопросы, и мне приходится прочитать целую лекцию по астрономии и обитаемым мирам.
— Каждая звезда на ночном небе — это солнце? — переспрашивает Тамарр с горящими глазами. — И у каждой есть такой же мир, как наш?
— Да, каждая звезда — это солнце. Только не у каждой звезды есть такой чудесный мир. Миры вроде нашего — огромная редкость.
Умеет Тамарр правильные вопросы задавать. За полчаса «расколола» меня. Не только о Странниках, но даже о саркофаге рассказал. Сначала проболтался, потом язык прикусил. Информация-то секретная, а я Тамарр всего несколько дней знаю. С другой стороны, как бы, уже жена. Верит мне. До того верит, что с байка не побоялась без парашюта спрыгнуть. Жизнь мне доверила… А я доверю ей свою жизнь?
— Хозяин, чего замолчал? Ты знаешь ребят из саркофага?
— Тамарр, не с того я начал. У нас серьезный разговор намечается.
— Ой, может, не надо? Лапочка боится, когда ты ей такие слова говоришь. Я ей верю и тоже боюсь.
Ага, боится она. А сама лыбится, рот до ушей.
— Первое — забудь слово «хозяин». У меня имя есть. Можешь звать Серрежа или Серргей, можешь Серрега или Серый. Можешь мужем называть. Но про хозяина забудь.