С точки зрения Николая Николаевича в этом действительно не было ничего странного. Странно было то, что подобные вещи не случались на каждом шагу.
– Но почему именно я? – спросил он с глупой и неуместной улыбкой.
– Потому что вы мне очень нравитесь.
– Я?
– Вы.
– Но это невозможно.
– Бросьте кокетничать, – она повернулась к нему лицом, – вам это не идет.
– Послушайте, – стараясь унять дрожь, сказал Николай Николаевич. – Давайте рассуждать спокойно.
– Давайте, – согласилась она, – я давно этого ждала.
– Во-первых, вы меня не любите, – загибая пальцы, начал Николай Николаевич. – Не утверждайте, ради бога, что это не так, я не поверю: у вас просто не было времени.
– Допустим, – сказала она.
– Что допустим? – упавшим голосом спросил Николай Николаевич.
– Допустим, что я вас не люблю. Даже скорее всего. Ну и что же? Может быть, и полюблю, а может быть, и нет. Это требует проверки на практике. Если бы у меня был человек, которого я люблю, разве к вам бы я пришла? Конечно, к нему. Логично? Логично. Так что во-вторых?
– Во-вторых, моя внешность, – конфузясь и прикрывая рот, сказал Николай Николаевич.
– При чем тут ваша внешность?
– Как при чем? Вам стыдно будет выходить со мной на люди.
– Вы имеете в виду ваш возраст? Разницу лет? Постойте, – сказала фея, не дав ему перебить. – Во-первых, эта разница не так уж и велика. Десять лет – вполне допустимо по всем мировым стандартам, а десяти у нас с вами не наберется. Знаете, что меня в вас пленило?
– Что? – растерянно спросил Николай Николаевич.
– То, что вы на меня не обращали ни малейшего внимания. Конечно, я о себе не Бог весть какого высокого мнения, но иногда на меня все-таки смотрят. Вы – ни разу.
Николая Николаевич молчал.
Ложь не может так разительно отличаться от правды.
Значит, это была правда: так она видела.
– И я поняла, что вы большой, сложившийся человек, вы живете своей, независимой внутренней жизнью, и насколько эта жизнь значительна – я могу только догадываться. Вы курите? Нет? Жаль. Я представляла вас с трубкой. Я подарю вам трубку, хорошо? Но не будем отвлекаться. Итак, я ушла из дому. Мне там неплохо было, но я там больше не нужна. А вам, я знаю, нужна. Вы одинокий мягкий человек, вас может быстренько прибрать к рукам какая-нибудь дрянь. Скажу вам правду: я этого побоялась и потому ускорила ход событий.
Николай Николаевич был нем и недвижим.
– Меня будут искать, но недолго. Завтра или послезавтра мои получат письмо, я его уже отправила. Вы думаете, я шутить сюда пришла? Я буду вам настоящей женой. Кстати, мне давно уже восемнадцать, если вас это интересует. Так что с возрастом всё в порядке. Вы что-то сказали о внешности. Может быть, вы считаете себя некрасивым?
Николай Николаевич радостно кивнул.
– Пусть это больше вас не волнует. Да, вы некрасивы, но в вашем лице есть… как бы это поточнее выразить?.. в вашем лице есть что-то мужественное. Знаете, на кого вы похожи? На Жан-Поля Бельмондо. Смотрели „Человек из Рио“? Конечно, смотрели. Потом – высокий рост. Идти под руку с высоким худощавым мужчиной, похожим на Бельмондо? Да об этом любая девчонка мечтает. Вы думаете, они просто так за вами маршировали? Они внимание хотели на себя обратить. И не чье-нибудь, а ваше. Да перестаньте вы рукой закрываться!
– У меня зубы кривые, – с горечью сказал Николай Николаевич.
– Ну-ка, посмотрим, – она подошла, взяла его за подбородок, от прикосновения ее теплых пальцев он помертвел. „Живая“, – подумал машинально.
– Откройте рот, не бойтесь, – ласково и проникновенно сказала фея. – Я не дантист.
Николай Николаевич оскалил зубы.
Она, щурясь, заглянула ему в рот.
– Великолепные зубы! – с восхищением сказала она. – Беленькие как снег. И знайте, что у вас не кривые, а хищные зубы.
Она взяла Николая Николаевича за руку и подтянула его к диванчику-уголку.
Николай Николаевич поддался ей, как ребенок.
Фея посадила его рядом с собой, так что левое его колено касалось ее правого, круглого, полуприкрытого краем застиранного темно-синего платья; ее единственного платья, как он теперь понимал.
– Итак, во-первых, возраст, – сказала она. – Это отпадает. Во-вторых, внешность. Тоже отпадает. Что в-третьих?
– В-третьих, – сказал он, успокоившись немного (она сидела рядом, держа его за руку, смотрела в лицо и ждала), – в-третьих, я сложный.
– Простота хуже воровства, – с чувством промолвила фея. – Кстати, я тоже не так проста, как вам кажется.
– Мне не кажется, – рсбко сказал Николай Николаевич.
– Значит, разбираетесь в людях. Что в-четвертых?
– В-четвертых, я неудачник, – весело сказал Николай Николаевич.
Его самого удивило, как легко у него получилось – Вот это хуже, – сказала она. – Вопрос, правда, откуда идет неудача: извне или изнутри?
– Извне, – твердо сказал Николай Николаевич.
– Можно сменить место работы.
– Нельзя, – с гордостью сказал Николай Николаевич. – Я там борюсь. И буду бороться.
– За что? – деловито спросила она.
– За открытый доступ.
– А что это такое?
– Долго объяснять.
– Долго не надо. Сама разберусь. Боритесь на здоровье, пока охота. Если вы считаете, что меня придется опекать, то это ошибка. Я помогать вам пришла, я вам нужна, я знаю. В-пятых есть или нет?
– Есть! – радостно сказал Николай Николаевич. – Я нервный.
– Да? – Она внимательно посмотрела ему в лицо. – Не замечала.
– Ну как же! – с восторгом сказал Николай Николаевич. – Я дергаюсь весь.
– Не знаю, не видела.
Николай Николаевич умолк, недоверчиво прислушиваясь к себе.
Что-то странное творилось в нем: перестали дрожать пальцы; перестали пульсировать глазные яблоки; исчезла рябь перед глазами; перестало щемить сердце; пропало гнетущее состояние внутреннего неблагополучия; худоба не ощущалась, как будто ее сроду не было.
Внутри Николая Николаевича царила тишина.
Это прекрасное ощущение – когда внутри тебя ничто не тикает, не дергается, не сосет.
Фея с беспокойством взглянула ему в лицо.
– Болит что-нибудь? Вы так замерли.
– Наоборот, – сказал Николай Николаевич и встал.
– Куда вы?
– Кота впустить. Что он за дверью стоит?
– Так это ваш кот?
– Мой! – поспешно подтвердил Николай Николаевич.
– Он очень любезен.
– И не только! Это совершенно нечеловеческий кот.
– А что с ним такое?
– Он разговаривает! – понизив голос, сказал Николай Николаевич.
– Да ну! – насмешливо проговорила она. – Быть того не может!
– Точно, – сказал Николай Николаевич и распахнул дверь в прихожую.
– Степан Васильевич! – сказал он ласково.
Дивная фея засмеялась.
Николай Николаевич тоже засмеялся и снова позвал:
– Стёпушка, где ты?
– Киса, киса, киса! – Фея тоже вышла в коридор.
– Удрал, негодник, – расстроенно сказал Николай Николаевич.
– Ничего, вернется, – уверенно ответила она. – Коты всегда чувствуют, когда в доме налаживается порядок. Поболтается под дождем – и придет.
Они вместе вступили в комнату.
Степан Васильевич, по-царски распушив золотой хвост, вольготно возлежал на человеческой постели.
Заслышав шаги людей, он повернул голову, пыхнул глазами.
– А вот это не дело, – возмутилась фея. – А ну-ка, брысь на пол, негодник!
Степан Васильич обиженно посмотрел на нее, раскрыл усатый рот и сипло сказал:
– Мяу.