Леночкина улыбка была нежной и родной. Настороженность, которая делала лицо красивой незнакомой девушки в синем сарафане чуть отстраненным и неживым, как у фарфоровой куклы, давно исчезла. Сейчас Леночкины глаза светились любовью и доверием.
– В первый раз, – ответил Артем. – И очень давно не видел… Ты такая красивая, Ленка…
И он крепко прижал ее к себе – теплую, живую, настоящую…
Артем стряхнул подушки на новом диване, сдвинул детскую кроватку в угол. Отступил на несколько шагов. Внимательно осмотрел комнату.
– Да хорошо уже, – сварливо пробурчал пегий кот, усаживаясь на пороге. – Чем пялиться попусту, перекусить бы чего придумал. Твои-то скоро приедут?
– Сейчас встречать пойду, – улыбнулся Артем.
– Ну ладно. Как говорится, полный дом вам всякого добра… И не поминайте, не призывайте, и не сотворяйте… ну ты знаешь, кого не положено.
Кот поднялся и понуро пошел к двери.
– Э-э… Барсик… Барсик Иваныч!
– Чего? – кот обернулся.
– А ты куда?
– Куда-куда, – проворчал кот. – Аделаида-то моя ушла… Хорошая она хозяйка была, и поговорить, и за ухом почесать с уважением, без фамильярности, и сметаны не жалела… Ну, раз ушла – так теперь и мне пора.
– Оставайся, а? – вдруг, неожиданно для самого себя, предложил Артем. – Кот в доме – это хорошо…
– Вурдалак я… Тьфу, кошолак.
– Да какая разница! – Артем махнул рукой.
– Что, правда, приглашаешь? – оживился кот.
– Точно. Обещаю без фамильярностей. И сметаны не жалеть. Ты только мне Никиту не напугай этими своими… переворачиваниями.
– Да что ж я дурень какой, что ли? Мы, порядочные кошолаки, перед кем попало не переворачиваемся! И потом, знаешь, дети они куда понятливее взрослых… это, как это… Стереотипами не искалечены еще, во! А я ему, знаешь, какие сказки рассказывать буду! А колыбельные мурлыкать! Куда там этой, Арине Родионовне… У ее воспитанника ведь тоже кот говорящий был, слыхал небось, а? Он этого кота потом с благодарностью в стихах воспел!
– Так это, – удивился Артем: – Это ты что ли был?
– Ну-у, – кот смущенно завел к потолку желтые глаза, но в его встопорщенных усах Артему почудилась улыбка…
Денис Угрюмов.Солнце на ПСС
Солнце не ошибается. Никогда. Проверено неоднократно. Если она решила, что пора на работу, то сомневаться не приходится. Вот и сегодня, вместо того чтобы преспокойно спать, свернувшись пушистым клубком в ногах Бегемота, она проснулась и пружинисто вскочила, как будто услышала скребущуюся за вагонкой мышь. Но охотиться Солнце вовсе не собиралась. Вместо этого она подошла к подушке и, бесцеремонно оттянув когтистой лапой край одеяла, стала тереться своей рыжей мордой о щеку Бегемота и особенно громко мурлыкать, утыкаясь холодным носом прямо ему в ухо. Кто хочешь проснется. Бегемот, естественно, тоже проснулся, но глаз не открывал и делал вид, что спит. Только не это, подумал он, только не это, я сегодня в отгуле, иди ты к черту со своими пророчествами! Но себе не соврешь. Бегемот знал, что Солнце не ошибается и что вставать все равно придется, отгул – не отгул. Вот пьянь, подумал он, какого лешего надо было вчера оставаться ночевать на ПСС – коньяк, коньяк… Ведь мог же, сунув Солнце за пазуху, спуститься на ночь в долину – я же в отгуле, в конце концов! И спал бы себе как сурок до обеда…
Стоило открыть глаза, как кошка тут же соскочила с кровати и запрыгнула на рюкзак со снарягой, не разобранный после вчерашних спасработ и валявшийся посредине комнатушки Бегемота, загромождая и без того небольшое пространство. Все точно. Перспектива спасти еще одну жизнь стала неотвратимой. Интересно, в который раз подумал Бегемот, она их предчувствует или, наоборот, провоцирует? До выхода на спасработы оставалось приблизительно минут сорок. Бегемот перевернулся на другой бок и ударил кулаком в стену. Никаких реакций из соседней комнаты не последовало, и он ударил сильнее, так, что с потолка посыпалась старая побелка. За стеной застонали пружины матраца, и сонный голос поинтересовался: «Солнце?» – «Да, – ответил Бегемот. – Поднимайся, успеем позавтракать». Послышались стенания, очень похожие на мат, и через несколько минут скрип пружин. Паспарту был разгильдяем во всем, кроме работы – вой сирены из диспетчерской и пророчества Солнца поднимали его из кровати в любом состоянии, сколько бы алкоголя не плескалось в его голове с предыдущего вечера… Услышав, что Паспарту в свою очередь двинул кулаком по стене Хохла, Бегемот вылез из-под старого одеяла, посмотрел сперва на часы, а потом на термометр за окном. Без четверти десять. На улице – плюс три. До сегодняшнего утра температура не поднималась выше минус десяти. Самое время для хорошей лавины. Так, подумал Бегемот, натягивая штаны, может быть, Солнце реагирует на перемену температуры?.. Нет, тогда непонятно, как же она предсказывает падения и травмы альпинистов? Фантастика… Но Солнце не ошибается. Никогда.
Вот уже два года, как у Сергея завелась эта рыжая бестия. С тех пор неожиданных спасработ в их отряде почти не случалось. Нет, были, конечно, случаи, когда надо было подорваться среди ночи по вою сирены и мчаться, как ипподромная лошадь, несколько часов в гору для того, чтобы обнаружить бездыханное тело, порхнувшее с высоты этак метров триста. Затем, под рыдания спутников человека, по выражению Командора, пораскинувшего мозгами, приходилось тащить его тело на базу. Именно этим, кстати, они вчера весь день и занимались. Они – это Эльбрусская Поисково-Спасательная Служба: Хохол, Паспарту, Шуруп, еще двое новеньких, кажется Ден и Поджарый, и, конечно, Бегемот. Он был старшим группы и ушатался настолько, что по возвращению в домик спасателей ног под собой не чуял. Полстакана Командорского коньяка повергли его в глубокий нокаут. Последнее, что воспринял погружающийся в алкогольные пары мозг Бегемота, была фраза Командора о заслуженном отгуле. Как только он до своей комнатушки добрался – непостижимо…
У спасателей черный хлеб. На выходе по тревоге никто не знает – они еще спасательная группа или уже похоронная команда. Жмуриков, между прочим, тащить хоть и не легче, но проще – торопиться не надо. Поэтому шестерых человек на одного «клиента» вполне достаточно, а вот на «подранка» носильщиков надо как минимум восемнадцать, по шесть человек в три смены. А лучше – двадцать пять, быстрее донесешь и больше шансов, что жив останется. Да только где ж его взять, этот четвертак? Геройство нынче не в чести… Вертолет, говорите? Ну, ну…
С появлением Солнца все стало по-другому. Спустя примерно три месяца с того дня, как он за пазухой притащил на базу рыжего котенка, Бегемот заметил, что если Солнце ни с того ни с сего вдруг запрыгнет на чей-нибудь рюкзак со снарягой и ни за что не захочет с него слезать – шипит, царапается, орет дурным голосом, то не позднее, чем через сорок – сорок пять минут раздадутся тревожные вопли сирены, и их бравая команда ринется кому-то на помощь… Рассказал Командору – тот покрутил пальцем у виска и посоветовал чаще закусывать. Но Командор не зря свой хлеб ест. Уже через два месяца, собрав своих орлов на кухне, он сообщил им, что обнаружил в поведении Бегемотовой кошки странную закономерность – Солнце действительно достоверно предугадывает спасработы, и, что самое удивительное, эти спасработы всегда сохраняют чью-то жизнь: за все время пристальных наблюдений кошка не предрекла ни одного трупа. А по сему, заявил Командор, если кто-то намерен проигнорировать характерное поведение Солнца, пусть сначала подыщет себе хорошего стоматолога и напишет заяву об увольнении. Командор же, со своей стороны, добьется введения в бюджет базы отдельной статьи расходов на содержание кошки. И ни дай боже, если кто хоть пальцем тронет…
Прошло два года. Солнце уже три раза приносила котят, и Бегемот, заискивающе улыбаясь, раздавал их всем своим знакомым. Она уже успела подцепить какую-то кошачью заразу, и Командор лично возил ее за сто пятьдесят километров к лучшему ветеринару и не выходил из лечебницы двое суток, пока кризис не миновал. Уже все, кто раньше относился к Солнцу враждебно или равнодушно, прониклись к ней искренним уважением. Ничего удивительного – предсказания кошки были точнее любого барометра.