Главной особенностью Рудогорска я всегда считал его необычную для Советского Союза архитектуру (город в прошлом десятилетии спроектировали и построили финские строители). И то, что пяти- и девятиэтажные жилые дома Рудогорска с двух или даже с трёх сторон окружала настоящая тайга (в которой росли ягоды и грибы, бегали зайцы и белки). Летом (во время долгого полярного дня) здесь едва ли не круглосуточно светило солнце. А долгими зимними ночами город днём и ночью блистал яркими огнями фонарей. Зимы здесь всегда случались снежными. Весна обычно плавно перетекала в осень. Лето тоже ежегодно наступало — часто лишь календарное. Жара в летние месяцы случалась редко. Местные поговаривали, что лето в городе… бывает. И обязательно добавляли: «Вот только я в этот день работал».
Свежий ветерок пригладил на моей голове волосы — напомнил, что нужно подстричься. Я ещё на углу своего дома влился в многоголосый поток школьников. Вышагивал по едва ли не идеально ровному асфальту тротуара (финны хорошо строили) и наблюдал за тем, как к зданию школы спешили наряженные в одинаковую школьную форму дети. Разглядывал мальчишек, щеголявших по улице в синих куртках и брюках. Посматривал на девчонок, у которых из-под разноцветных болоньевых курток выглядывали коричневые подолы платьев. Здесь и там видел яркие алые пятна пионерских галстуков; замечал на одежде детей блеск октябрятских и комсомольских значков. Вместе с группой старшеклассников прошёл через гостеприимно распахнутые деревянные ворота. Совсем уж черепашьим ходом добрался до дверей школы.
Увидел: группа пионеров с повязками дежурных на руках преграждала путь выстроившимся около входа в школу ученикам. Останавливали даже старшеклассников. Дежурные по школе проверяли у школьников наличие сумок со сменной обувью.
— Сменка где? — спросила у меня черноволосая пионерка (ученица шестого или седьмого класса).
Она сверлила меня взглядом — исподлобья.
Я указал рукой на свои до блеска начищенные туфли.
Заявил:
— Сменка уже на мне. Неужели не видишь?
Пионерка нахмурилась. Скосила взгляд на «прикрывавшего» группу дежурных завуча (та застыла неподалёку от школьных дверей, сонно посматривала на заходивших в школу детей). Покачала головой.
— Сменку нужно приносить с собой, — сказала пионерка. — В сумке!
Кивнула, будто в подтверждение собственных слов. Сжала кулаки — спрятала в них большие пальцы. Нервно лизнула губы.
Я ответил:
— Моя сумка висит в гардеробе. Вместе с курткой. Разве не видишь: я уже переоделся!
Топнул каблуками.
— Дай пройти, злобный ребёнок, — потребовал я. — На улице уже не май месяц. А я стою здесь в тонкой рубашке.
Шагнул вперёд — дежурная не посторонилась. Она решительно покачала головой. С двух сторон к ней придвинулись насупленные соратники — готовились совместными усилиями сдержать мой натиск.
Чей-то кулак подтолкнул меня в спину.
Я едва не свалился на дежурных — привлёк внимание завуча.
— Крылов! — воскликнула она. — Явился.
Строго осмотрела меня с ног до головы (будто тоже искала сменную обувь).
— Михаил Андреевич тебя искал, — сообщила завуч. — Просил, чтобы ты до звонка явился к нему в кабинет.
Я кивнул.
Сказал пионерам-дежурным:
— Слышали, злобные дети? Меня директор ждёт.
Погрозил им пальцем.
— Не злите начальство! — сказал я.
Громыхнул дипломатом.
Малолетние стражи школьного порядка неохотно расступились — я поспешно шагнул в тепло вестибюля.
Протёр рукавом рубахи запотевшие стёкла очков. Скрипнул шарнирами, сунул наконечники заушников в давно нестриженые волосы на висках, ощутил прикосновения к коже холодных носоупоров. Моргнул. Прошёлся мимо стендов с расписанием уроков, мимо больших ростовых зеркал — оценил свой внешний вид, признал его удовлетворительным (особенно мне понравились мастерски отглаженные стрелки на брюках). Мазнул взглядом по украшавшей стену большой мозаике (две трети пространства в которой занимало с детства знакомое мне лицо вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ульянова-Ленина). Свернул в длинный узкий коридор, что шёл параллельно главному переходу в младший корпус — в конце этого прохода пряталась неприметная дверь в кабинет директора.