Спутники Петрова ему не ответили.
Вместо них вновь заговорил Руслан.
— Кого ты рихтовать собрался, дурик? — пробасил он. — Совсем ума лишился? Или на учёбу больше не пойдёшь? А может, ты уже папашиного самогона дерябнул для смелости?
— В смысле? — не понял низкорослый.
Он скрестил на груди руки.
В его голосе я уловил нотки неуверенности.
— Только тронь этого школяра — и тебя наши бабы завтра в хабзе на лоскуты порвут! — заявил Руслан.
Он указал на меня.
— Вот увидишь, дурик! — сказал Петров. — Тронешь этого пацанчика — и девки завтра отрехтуют тебе не только харю, но и кое-что ещё. И моя Надюха — в том числе.
Он добавил:
— А я не стану её отговаривать.
Фигуры парней пришли в движение.
Мне почудилось, что я услышал скрип шейных позвонков.
ПТУшники повернули головы, посмотрели на меня.
— А чё такова-то? — спросил низкорослый. — Чё с ним не так?
Он снова взглянул на Петрова, спросил:
— Руся, ты его знаешь? Это твой кореш?
Теперь я различил в его словах «праведное» недовольство. «Хабзайцы» зароптали. Я чётко расслышал пренебрежительное словечко «школяр».
— Разуй глаза, дурик! — сказал Петров. — Внимательно на него посмотри! Ты чё, в натуре… не узнал его?
Я поёжился от очередного порыва ветра, запахнул на груди куртку.
Мне почудилось, что я вновь очутился на сцене. Почувствовал, что на моём лице скрестились больше десятка взглядов. Поднёс палец к переносице… но тут же сообразил, что очки лежали в кармане.
— А чё такова-то?
Низкорослый пожал плечами. Сразу несколько ПТУшников обратились к Русику с тем же вопросом. Ветер снова бросил мне в лицо клубы табачного дыма.
Петров всплеснул руками.
— Пацаны, — сказал Руся. — Вы это серьёзно спрашиваете? Не прикалываетесь?
Он повертел головой — посмотрел на лица ПТУшников.
— Вы ж были сегодня на танцульках, — сказал Руслан. — Неужто вы там, кроме как на баб, никуда больше не смотрели? Серьёзно? Вы… правда, его не узнали?
Петров хохотнул, хлопнул в ладоши. Звук от хлопка походил на взрыв петарды. Исчез ветер — будто затаился, испугавшись громкого звука.
— Ну, вы даёте, пацаны! — сказал Руся. — Удивили. Это ж Котёнок!
Он снова указал на меня рукой.
Чем спровоцировал очередной синхронный поворот десятка голов.
— Кто? — переспросил низкорослый.
Его голос сорвался в писк — будто скрипнули несмазанные дверные петли.
— Котёнок, — повторил Руслан. — Тот пацан, что пел сегодня на сцене вместо этого дурика Рокотова. Как можно было его не узнать? Может, вам тоже очки пора надеть? «Я же для тебя котёнок…» Неужто не слышали? Я под эту песенку так славно Надюху за жопу помацал! Думал, останусь у неё сегодня. Не повезло: её родаки рано припёрлись — обломали веселье.
Я увидел, что Петров покачал головой.
— Мы с Надюхой уже договорились, что через неделю опять пойдём зажиматься под его песню, — сообщил Руся. — Все наши бабы в следующую субботу сюда снова придут — «на Котёнка»! Так мне Надюха сказала. И даже те, что не были в ДК сегодня — точно вам говорю. Завтра им расскажут о Котёнке — они прибегут на него поглядеть, как миленькие!
Я всё же вынул из кармана очки, протёр линзы о ткань рубашки на груди. Прижал к переносице холодный мост оправы. И тут же рассмотрел направленные на меня удивлённые и внимательные взгляды парней.
— А если они узнают, что вы этому пацанчику морду отрихтовали? — сказал Петров. — Прикидываете, что будет?
Он постучал себя пальцем по голове и добавил:
— Башкой-то своей подумайте, дурики! Это ж не какой-то там школяр. Это Котёнок!
Русик указал пальцем в небо.
— Сечёте?
Секунды три-четыре ПТУшники разглядывали меня. И молчали. Я увидел улыбку на лице Руслана — Петров снисходительно посматривал на своих приятелей. В воздухе над головами парней проплывали клубы сигаретного дыма (ветер, будто нарочно, сгонял их к моему лицу — словно я не надышался запахом тлеющего табака в репетиционной комнате музыкантов).
Свет фонаря мигнул, будто подал сигнал.
Собиравшиеся «рихтовать» мне лицо парни тут же едва ли не хором заговорили. Они указывали друг другу на меня, ухмылялись, разводили руками, покачивали головами и вслух удивлялись своей «слепоте невнимания». В переводе на литературный русский язык их восклицания прозвучали бы как: «Удивительно! Ничего себе! Вот это да! Как такое случилось?»