Я помнил, что у моей соседки по парте не каллиграфический, но и не безобразный почерк. Стихи же на страницах тетрадей выглядели напечатанными при помощи текстового редактора: этакий своеобразный шрифт «курсив». Я заметил этот факт ещё в школе. Алина пояснила, что стихи в тетради переписывала её бабушка — из тех самых блокнотов, которые я видел в квартире Волковых на пятом этаже. «Бабушка мечтает, что когда-нибудь напечатают мой пятый сборник», — рассказала Алина. Она печально улыбнулась и сказала, что если «это случится», то она посвятит тот сборник своей маме. «Может и случится, — подумал я. — Если не вмешается очередной известный литературный критик». Я прошёлся взглядом по первому стихотворению — сразу отметил, что хорошая попсовая песня из него не получится: уж очень длинными в нём выглядели строки, да ещё и его тема была… что называется «не для всех».
Не анализировал прочитанные в тетрадях строки — просто отправлял текст в свою память. Не задумывался над их содержанием, не считывал заложенные в них эмоции. И не примерял Алинины стихи к звучавшим время от времени в моей голове мелодиям. Я сдерживал фантазию, мешал ей создать из увиденного в тетради текста визуальные образы. Чтобы они не вторглись в мир моей собственной книги, что бессменно маячил в голове, потеснённый (но не вытесненный) реальностью. Часть моего сознания постоянно размышляла над задуманными для книги событиями, прорабатывала детали сюжета и характеры персонажей. И я не мешал этому процессу: помнил, что восстановить его будет сложно — если «с головой» погружусь в другое занятие. Листал тетрадь, скользил взглядом по её страницам: бездумно прочитывал текст и любовался красивым почерком Алининой бабушки.
Две тетради я пролистал до маминого прихода. Сам удивился, что справился с этой работой за относительно короткий промежуток времени. Сообщил маме, что пойду в пятницу на репетицию. Выслушал, как прошёл её рабочий день. Улыбался в ответ на мамины рассказы. Но не концентрировал на них внимание — настороженно проверял, действительно ли я прочёл Алинины стихи, или же несколько часов подряд занимался самообманом. Память послушно отзывалась на мои «запросы» — воскрешала перед мысленным взором строку за строкой, страницу за страницей. Я невольно прошептал понравившуюся мне рифму. Мама услышала это — поинтересовалась, что я «бормотал». Рассказал ей о желании Сергея Рокотова создать собственный «оригинальный» ассортимент песен. Признался, что как раз сегодня просматривал стихи — прикидывал, будут ли они звучать под музыку.
— Люди гонятся за счастьем, но его не замечают…
Я озвучил длинное стихотворение из первой пролистанной сегодня Алининой тетради. Отметил, что звучало оно «ровно» — я выдавал его с выражением и без запинок. Следил за маминым взглядом; замечал, как мои слова меняли его оттенки.
— Знаешь, Ванюша… а неплохое стихотворение, — сказала мама.
Она вздохнула и призналась:
— Я после него о нашем папе вспомнила. Хоть бы он нам сегодня позвонил!
После ужина мама отправилась в гостиную — смотрела там концерт детских художественных коллективов, щёлкала семечки. Я не составил ей компанию за этим занятием. Снова разобрался с посудой. Мужественно заглушил чувство долга (перед будущими читателями) — не уселся за письменный стол, не извлёк из ящика рукопись. Вновь забрался на кровать, скрестил ноги и открыл третью тетрадь (почти в самом начале). Не погрузился в чтение… но читал. И вспоминал при этом ту пелену печали, что заволокла мамин взгляд, когда она слушала Алинино стихотворение. Память воскресила слова Кукушкиной об Алинином творчестве. «Они клёвые, — сказала Лена, — только очень грустные». Сообразил, что пока ни один из прочитанных мной в тетрадях текстов не соответствовал требованиям Сергея Рокотова. Какие бы ни получились из этих стихов песни, но все они были бы «под женский голос».
Во вторник перед первым уроком я вернул все четыре тетради Волковой.
Алина поспешно сунула их в портфель.
— Неужели за вечер всё прочёл? — спросила она.
Я уловил в её голосе нотки разочарования. Покачал головой.
— Не прочёл, а просмотрел.
Прикоснулся пальцем к своему лбу.
— Перенёс их сюда, — пояснил я. — Каждую строчку.
Поправил очки.
— Теперь изучу их. Вдумчиво, не спеша.
— Ну… изучай, — сказала Алина.
Она убрала портфель под парту.
— У меня к тебе, Волкова, есть ещё один вопрос, — сказал я. — Ты пишешь стихи на заказ?
— Как это?
Алина повернула ко мне лицо — блеснула белая полоса на правой брови.