Со своего места встала мама Изабеллы Корж.
— Всё замечательно, — сказала она. — У девочки сильный голос. Может, и не зря вы съездите. Но только костюмы у вас ни к чёрту. Платье у девчонки нормальное. Его оставим. Мальчики, ваши костюмы скучные и не интересные. Вы же не на похоронах будете петь! Новые мы уже не пошьём. Поэтому наденете шляпы и… яркие весёленькие галстуки!
— Лучше галстуки-бабочки, — подсказал я.
Директорша взглянула на меня.
Спросила:
— Ты кто такой?
— Котёнок, — сказал я.
Женщина повернулась к Рокотову, направила в потолок указательный палец.
— Вот! — сказала она. — Соображает ваш Котёнок.
Покачала головой.
— Вы же не траурная процессия, а «Солнечные котята»! — заявила она. — Солнечные! Поэтому снимайте с шей ваши скучные хомуты и нацепите жёлтые бабочки. К следующему понедельнику я вам их раздобуду. Ну а чтобы вы все вместе хорошо смотрелись… вашей солистке я дам жёлтые туфли и жёлтые ленты. Вот тогда вы и станете «солнечными».
Накануне отъезда, вечером второго декабря, вокально-инструментальный ансамбль «Солнечные котята» собрался в репетиционном зале ДК в полном составе. Поддержать их пришёл я (по просьбе Алины) и Белла Корж. Взволнованный Рокотов в очередной раз описал своё представление программы фестиваля. Выдал свои предсказания на каждый из трёх туров конкурса. Мне показалось, что Сергей волновался больше всех. Он мерил шагами комнату, размахивал руками. Рокот сыпал распоряжениями и напоминаниями, в ответ на которые парни снисходительно улыбались, а Волкова кивала головой.
Сергей сообщил, что «шефы» (руководители Рудогорского ГОКа) выделили для поездки на фестиваль автобус. Поведал, где ансамбль разместится в Петрозаводске. Рокотов озвучил едва ли не почасовое расписание ВИА «Солнечные котята» до утра понедельника, когда рудогорские музыканты «со щитом или на щите» покинут столицу Карельской АССР. Перечислил, кто и что должен взять с собой в поездку. Назначил место и время встречи — завтра утром, около служебного входа во Дворец культуры. Заверил всех (и прежде всего: себя) в том, что нисколько не сомневался в успешном выступлении ансамбля.
— Вы всех порвёте! — сказал я.
— Мы в вас верим, — сказала Изабелла Корж.
В шесть утра мы с Волковой, уже подошли к Дворцу культуры, рядом с которым рычал двигателем и испускал на морозе клубы пара неказистый бело-синий микроавтобус РАФ-2203. Я поздоровался с курившим около машины розовощёким водителем, занёс в салон вещи Алины. Увидел, что парни уже погрузили музыкальные инструменты. Музыканты появились из ДК, когда я уже подумывал затеять их поиски. Они потирали сонные глаза, глуповато улыбались (словно не понимали, куда и зачем едут в такую рань). Взглянули на водителя — тут же извлекли из карманов сигареты, чиркнули спичками и синхронно выдохнули в тёмное утреннее небо серые клубы табачного дыма. Изабелла нашёптывала Рокоту жалобные слова, варежкой вытирала с ресниц слёзы. Волкова не отпускала мою руку; за сигаретой она не потянулась, печально вздыхала.
Водитель вернулся в кабину.
Рокотов бросил недокуренную сигарету в урну и сказал:
— Всё, пора.
Он привлёк к себе Беллу, поцеловал её. Посмотрел подружке в глаза, пальцем размазал по её щеке слезу. Я заметил, как печально вздохнула взглянувшая на них Алина.
Волкова повернулась ко мне, сказала:
— Ну, я поехала.
Выпустила мою руку, но не поспешила в автобус. Волкова приблизилась ко мне на полшага, стряхнула с моих плеч снежинки. Она взглянула мне в глаза, будто ждала…
Я не заставил её ждать долго.
Поцеловал. Как не раз целовал в ту ночь, когда заночевал у Волковой в квартире. Согрел Алинины губы своими.
Услышал, как присвистнули Веник и Бурый.
— Эй, хватит уже лизаться! — крикнул Рокотов. — Мы уезжаем!
Я выпустил Волкову из объятий. Алина заморгала, вздохнула. Мне почудилось, что её бледно-васильковые глаза влажно блеснули.