Я поправил очки.
— Чёрная полоса в твоей жизни закончилась. Я бы даже сказал: по официальной версии она и не начиналась. Не было никаких гонений юной поэтессы Алины Солнечной. Вон, в газете об этом едва ли не прямым текстом написали. Ты сама, Алина, добровольно прервала свою публичную творческую жизнь — так и запомни. Но советский народ тебя помнит и ждёт от тебя новых свершений.
Мне почудилось, что Волкова растерялась.
— Что это значит? — произнесла она.
— А это значит, Алина, что Юрию Владимировичу Андропову понравились твои стихи, — сказал я. — И он не прочь прочесть и другие твои работы: в новых сборниках, которые, нисколько в этом не сомневаюсь, возьмут у тебя для публикации уже в этом году.
— Ты так думаешь?
Алина вздохнула.
— А как иначе трактовать тон этой статьи? — спросил я.
Указал на газету.
— Да это едва ли ни официальный пропуск для тебя и «Солнечных котят» на финал московской части фестиваля! — заявил я. — Потому что советские граждане со всех уголков СССР, где читают «Комсомольскую правду», теперь жаждут увидеть вас на экранах своих телевизоров. И очень расстроятся, если жюри конкурса помешает осуществлению этого желания.
Волкова задумчиво посмотрела на газету.
«А ещё это значит, — мысленно добавил я, — что Комитет государственной безопасности СССР всё же наградил меня за спасение рудогорских заложников. Как и предсказывала Волкова. Как я и надеялся. Эта статья в «Комсомольской правде» во стократ ценнее, чем благодарственное письмо, почётная грамота или даже медаль «За отличную службу по охране общественного порядка».
Через пять дней после выхода статьи в газете «Комсомольская правда» Полковник передал Алине первые два письма от советских граждан. Письма принесли в школу. В графе для адреса получателя на конвертах значилось: «Карельская АССР, город Рудогорск, Алине Солнечной». Почтальон вручил почтовые отправления Михаилу Андреевичу Снежному — потому что на почте знали: «та самая поэтесса» училась в первой школе. Мы с Алиной распечатали конверты сразу же, как только вернулись с учёбы (поднялись на пятый этаж в квартиру Волковой).
Я уселся в кресло, подмигнул Барсику, поправил очки и с выражением прочёл оба письма вслух. Алина стояла с пепельницей в руке около форточки, слушала меня, нервно затягивалась табачным дымом. Работница швейной фабрики из Ленинграда и слесарь с Онежского тракторного завода выразили восхищения «ранним» творчеством поэтессы Солнечной и торопили Алину с публикацией новых сборников стихотворений. А ещё они заверили, что с нетерпением ждут лета, когда по телевизору покажут Алину Солнечную и «рудогорских котят».
На следующий день Полковник отдал нам ещё четыре письма — для Алины Солнечной. В четверг лишь одно. А в пятницу число писем от поклонников Алининого творчества перевалило за десяток — тогда же появилась и первая «ложка дёгтя»: некий бухгалтер из совхоза «Заря» выплеснул на страницы своего письма «отрицательные эмоции». С понедельника конверты уже совали в почтовый ящик квартиры Волковых. Но в конце месяца письма приносили Алине домой (в ящик они уже не помещались), отдавали из рук в руки Нине Владимировне.
В своих длинных и эмоциональных посланиях советские граждане признавались в любви к Алининым стихам, просили поэтессу опубликовать «хотя бы в газете» новые произведения: «взрослые». Они спрашивали, споют ли Алинины песни Алла Пугачёва или Эдита Пьеха. Жители столицы обещали, что поддержат выступление ВИА «Солнечные котята» на фестивале в Москве. «Ложки дёгтя», что попадались в куче писем, я Алине не зачитывал. Мы вместе с Волковой относили их в ванную комнату и безжалостно сжигали в металлическом тазу.
Пришло письмо и из издательства (на адрес «Рудогорск, Алине Солнечной») — из того самого, что выпустило Алинин сборник «А. Солнечная. Рисунок судьбы: избранные произведения». Меня это событие удивило. Потому что я полагал: нынешние сочинители сами обивали пороги редакций, уговаривали издать их творения (задабривали редакторов коньяком и конфетами). Но ответственный книгоиздатель в своём письме не требовал от юной поэтессы подарков — сообщил, что его редакция «рассмотрит возможность публикации» Алининого нового сборника.
Роман «Гренада» я дописал в середине апреля (слишком много отвлекался от работы над рукописью в феврале и в марте). Нина Владимировна уже к концу месяца отпечатала на машинке заключительные главы — я разложил их по тридцати картонным папкам, подготовил к отправке в редакции журналов и издательства. Но с отправкой рукописи повременил: папа сообщил, что появились «варианты» с обменом квартиры. Я решил, что сперва выясню свой будущий первомайский адрес (допустил, что в этой жизни он изменится) — его и укажу «для связи» адресатам рукописей.