Возвращаюсь на пост, и тут из подъезда выскакивает бабкина внучка Иветта. Эту простой проходкой не отвадишь, но и на такой случай у нас есть свои приемы. Становлюсь посреди дорожки и, глядя прямо в глаза Иветте диким взглядом, начинаю издавать угрожающие звуки. Та останавливается в задумчивости и оглядывается по сторонам в поисках обходных путей. Приходится добавить грозности в голос, и Иветта вприпрыжку уносится вслед за бабкой.
Некоторое время ничего больше не происходит, и я даже начинаю проявлять интерес к нахально жужжащей над головой мухе, когда дверь подъезда опять отворяется и выпускает на этот раз двоих. Аньку и ее верного воздыхателя. Имени вспоминать не хочу — юноша не питает ко мне особой любви. Впрочем, я отвечаю ему тем же, так что в этом плане мы квиты. Не тронь меня, и я тебя не трону, так сказать. Но сейчас, когда они направляются прямо ко мне, приходится искать способы контакта. Проходки и грозный голос на них явно не подействуют. Во-первых, им сейчас море по колено, а во-вторых, вьюнош радостно воспользуется любым поводом, чтобы врезать мне пару раз. Похоже, он ревнует свою донну Анну не только ко всему, что движется, но даже к деревьям и рекламным щитам. Но если не давать явного повода… Подхожу к Анне и на правах старого знакомого пытаюсь привлечь ее внимание. Удалось! Она оборачивается ко мне с явным намерением пообщаться, но противный молодой человек восклицает: «Мы уже опаздываем!» — и тянет ее вперед. К подворотне. А материал в вышине уже достиг предела, и с запада летит порыв шквалистого ветра…
Медлить нельзя. Я смотрю им в спины. Вьюнош весь в коже и заклепках, а на Анне полупрозрачное летнее платье, почти не имеющее веса. «Прости меня, Анна!» — я с воем бросаюсь ей вслед и вцепляюсь в столь соблазнительные для вюноша округлости ниже талии… Не знаю, кто закричал громче, но, отлетая к мусорному баку, я почувствовал, что успел…
Открыв глаза, вижу над собой склоненное Анькино лицо. Сзади маячит явно потрясенный молодой человек. Похоже, сцен ревности сейчас не будет. «Дымочек мой, живой, — шепчет Анюта, роняя на меня слезы. — Спасибо тебе, родной». Я хочу возразить, что еще не заслужил отдельного имени, но из горла вырывается только нечленораздельное урчание. Анна несет меня домой. У подъезда невесть откуда взявшиеся старушки обсуждают главную новость дня. Это ж надо, балкон рухнул… Прямо перед подворотней… Видать, понаставили всяких тяжестей… Хорошо хоть никого не убило. «Хорошо, — думаю я. — Хорошо иметь во дворе грамотного упредителя. Старший может мною гордиться».
Ольга Цветкова
Хвостатые снайперы
Каких только курьезов не случается в жизни! Вот и с Меланьей, женщиной тихой и богобоязненной, произошел один странный случай. Жила Меланьюшка скромно, с хлеба на воду перебивалась и давно уже не надеялась разжиться абсентом, коим в былые времена не считала за грех себя побаловать.
Случилось Меланье унаследовать от покойной матушки, Глафиры Петровны, половину дома с участком в окрестностях Питера. Сама-то Меланья в городской квартире жила и не в угоду своей мамаше с детства чуралась тягот сельской жизни. Покойная же Глафира Петровна, напротив, прослыла среди односельчан хозяйкой рачительной и экономной, правда, в последние годы то и дело хворала и посему сильно запустила свое хозяйство. Властной была Глафира и себялюбивой, ни дня не могла прожить без перепалок с соседями. Не любила она соседей. Зато в своем коте Штирлице души не чаяла. Жаль, не довелось ему пережить хозяйку: сдох, бедолага, едва дождавшись ее возвращения из больницы. После Штирлица были у Глафиры и другие коты, но к ним она не пылала особой любовью: все ей казалось, что дух Штирлица витает где-то рядом и не устает ревновать.
Соседи, отставной особист Федька Кукиш и жинка его Люська Моль, столь же ревностно пеклись о своем хозяйстве. Любили они свой сад-огород и ненавидели Глафириных котов, особливо Штирлица, который имел обыкновение у них из парника огурцы красть. Как ни укрывал Федька свои огурцы, Штирлиц все равно находил лазейку и нет чтобы один огурец целиком сожрать, так он, паразит, норовил откусить от каждого. Можно представить, что испытывали соседи, когда в очередной раз рушилась их мечта засолить собственных огурчиков себе на закусь… Вот вам и повод для войны!
Пророчила Глафира Петровна дочери неизбывную войну с соседями. Но Меланья будучи человеком неконфликтным старалась не лезть на рожон. Теперь же, когда матушка преставилась, получившая полдома в наследство Меланья решила поправить свое заметно пошатнувшееся материальное положение и пустить квартирантов. Помня матушкины увещевания, долго подбирала Меланья кандидатов в жильцы — чтобы и соседям угодить, и беды в доме избежать. Все боялась она, как бы не устроили там пожар, потоп, наркоманский притон или еще какой бордель — словом, перебирала все возможные варианты летального исхода сего предприятия. Сватали Меланье в квартиранты и порядочных таджиков, суливших «кароший падарка», и работящих молдаван-гастарбайтеров, и хлебосольных хохлов, обещавших салом платить за прожитье, и лихих джигитов, сотрясавших туго набитой мошной, — не повелась Меланья. Всем отказала. Наконец порекомендовали ей двух благообразных старушек-кошатниц, вообще ничего не суливших, — и она согласилась. Меланья не возражала против привезенных ими четырех кошаков и даже порадовалась наличию котобратии, коей предстояло охранять дом от свирепых грызунов.