-Ладно, прощай, хотя, может, судьба и сведет нас еще когда-нибудь,- сказал облегченно Фани и исчез со своей подругой в ковыльной степной траве.
Я шел без остановки до большой реки, где заночевал, не разжигая, костра, защитного купола я тоже не ставил, трансформировавшись в кверкса, полностью ощущал, все, что творилось вокруг, а ядовитые змеи на моей шее не спали вообще никогда.
Утром удалось хорошо поохотиться, съев пол туши оленя, я искупался и трансформировался вновь в человека. За два года каменный мост еще больше развалился, поэтому я с большим трудом перебирался на другой берег пару раз, чуть не навернувшись в воду, откуда на меня ожидающе глядели раскрыв пасти, зеленые твари.
Когда я перешел на другой берег, и углубился в лесные дебри, меня снова охватили воспоминания. Прошло всего четыре года, и я отлично помнил колотушки Майры.
-Но, что в мести глупой женщине?- так старался я себя убедить, а между тем шагал в сторону деревни. Тот путь, который у меня тогда занял два дня, сейчас я проделал в несколько часов и нисколько не устал.
Но, тем не менее, вошел в деревню только к вечеру, все жители были уже дома и с крылечек наблюдали за огромным воином, неторопливо идущим по улице. Я помнил одну старую бабку, которая иногда сдавала комнату в доме приезжему купцу, и пошел туда в надежде, что она еще жива. Действительно старуха была еще о-го-го, она сразу взяла быка за рога и назначила такую цену, что пришлось повернуться и пойти обратно. Остановился лишь тогда, когда услышал цену в четыре раза ниже первой. После этого бабка, глядя на меня с некоторым уважением, показала мне жалкую комнатенку с топчаном и пуком соломы на нем и пригласила поужинать, чем бог послал. А послал ей бог всего ничего - чечевичную похлебку и такую же кашу, так, что когда я вытащил из сумки зажаренный кусок дичи, у нее заблестели глаза.
Разговорить ее было просто, она и сама была рада развязать язык, найдя внимательного слушателя.
Я узнал, что четыре года назад сына кузнеца утащили в лес кверксы, после этого кузнец запил, начал бить свою жену, и, наконец, нечаянно зашиб ее до смерти. После чего взял и повесился. Двух старших дочек забрали к себе откуда-то взявшиеся родственники. А младшая девочка, сейчас живет у старосты из милости.
Живет в собачьей конуре и догрызает кости,- прямо сказала бабка. После этих слов меня так затрясло, что как я не старался, бабка это заметила.
-Да ты не переживай так добрый человек, девчонка хоть под крышей и как-то но накормлена, а так пропала бы совсем.
Но я уже вставал и шел к дверям:
-Не удивляйся бабка, сейчас заберу эту девчонку и приду, а ты пока еще каши свари.
Я привычной дорогой шел к дому старосты. Когда я подошел к крыльцу тот торопливо выскочил на улицу и, поправляя штаны, заюлил:
-Что уважаемому воину нужно от бедного старосты.
-Мне нужна девчонка, которая живет у тебя конуре.
Староста попытался выпрямиться и что-то сказать.
-Ты что! Еще спорить со мной хочешь, сейчас все здесь разнесу, веди быстро к конуре!- рявкнул я.
От моих слов староста съежился и мелкими шагами засеменил к будке, про которую, я и сам все знал. Бедный пес, учуяв запах кверкса, забился в самый дальний угол и тихо скулил, но, тем не менее, прикрывал своим телом мою сестру и даже попытался слегка рыкнуть, когда я вытаскивал ее за ногу.
-Бедная ты моя сестренка,- подумал я,- единственный у тебя защитник -собака.
Но Майе, то, что ее вытащил из конуры какой-то злой дядька, совсем не понравилось, и она с удовольствием царапала мне лицо своими коготками. Было интересно смотреть за ее разочарованным грязным лицом, когда она увидела, что ее старания ни к чему не привели.
Я взял ее под мышку и пошел обратно к старухе. Там уже вовсю на очаге в горшке пыхтела каша. Мы усадили грязнулю за стол и та, перестав реветь, схватила деревянную ложку и принялась наворачивать горячую дымящуюся пищу.. Тем временем бабка Воря изучающе рассматривала меня.
Пришлось даже спросить:
Что бабка смотришь, как будто знакомого увидала?
-Да вот мил человек, думаю все, чего это ты так о душе бесприютной встревожился, кто она тебе будет -никто. А ты вон канитель, какую развел. Небось, завтра одевать девку будешь.
-Ее прежде чем одевать, от грязи собачьей неделю надо отмывать, - потихоньку успокаиваясь, буркнул я.
-Так давай-ка я завтра баньку то истоплю, девку намою да и тряпки у меня кое-какие есть, а встанет это тебе всего ничего и она назвала цену, за которую можно нарядить невесту.
-Бабка, не шути со мной, знаю я все цены, так, что хочешь заработать, топи баню, и тряпки давай только чистые и не рваные, поняла?
Тем временем моя сестричка уже не могла больше шевелить ложкой, ее живот округлился, а глаза спали. Я взял ее на руки, и под удивленный взгляд бабки понес ее с собой, прижав к груди, и вместе с ней заснул, несмотря на жуткий запах собачатины, так нетерпимый теперь моим носом.
Проснулся я рано, запах стоял жуткий, я задыхался, выскочил во двор и вдохнул полной грудью свежий, утренний воздух, бабка, которая уже затопила баню и сидела на завалинке, понимающе засмеялась:
-Что совсем угорел от собачьего духа, ну ничего сейчас я ее от всей вони отпарю, да ототру.
Я посидел на улице подождал, когда будет готова баня, и лишь потом взял на руки, еще спящую девочку и понес к бане. У дверей я снял с нее драное -предраное платьишко, больше на ней ничего не было, и голышом передал в заскорузлые бабкины руки. Тряпье с удовольствием отправил в кучу мусора. Потом присел рядом с баней и слушал жуткий визг, впервые за три года моющейся девчонки. Через час двери отворились, и оттуда вышла запыхавшаяся бабка вся мокрая с крупными каплями пота на лице и моя ненаглядная сестренка, теперь уже было видно, что это не звереныш, а девочка, волосы у нее были роскошные ярко-рыжие, как когда-то, у ее матери. Ей сейчас должно было быть всего семь лет, и что делать дальше с ней я не представлял, но не оставлять же ее в этой деревне, а когда доберусь до цивилизации то наверно, что-нибудь придумаю.
Пока мы с бабкой Ворей занимались приведением в порядок сестренки, в деревне под подзуживание старосты, лишившимся будущей посудомойки, или еще кого-то, нарастало народное возмущение. И когда мы втроем сидели за столом и мирно пили отвар из какой-то сладкой травы, на улице послышались возмущенные крики, о том, что всякие хрен знает кто, сильно много на себя берут и сейчас получат по башке.
Я взял мечи и вышел во двор, но, тем не менее, сельчане не здриснули, а продолжали стоять, направив на меня вилы и прочие сельхоз орудия.
Мне очень не хотелось драться или магичить и привлекать раньше времени внимание к своей особе, поэтому я пока довольно мирно спросил:
-Ну, и чо вам надо мужики?
-Дык ты это, сожрал девчонку, али уже надругался над ней, давай признавайся, а то сейчас мы на твоих кишках тебя и повесим,- раздались недружные выкрики крепко поддавших крестьян
Тут на улицу вышла бабка, держа за руку, отмытую и одетую в чистое платьишко Майю. Мужики разочарованно посмотрели друг на друга:
-Так это, мы звиняемся, нам тута староста страстей наговорил, а так мы даже и ничего. Слушай, ты кто там есть, заходи сегодня в забегаловку, отметить такое дело надо. Уж не знаем, зачем девчонка эта тебе нужна, но видим, что в хороших руках будет,- сказал самый здоровый, заросший дремучей бородой мужик.
Тем временем Майя вырвалась от бабки и подбежала ко мне прыгнула на руки и заговорщицки прошептала:
-Франек, я ведь знаю - это ты.
Ну что тут будешь делать, вырос, взрослым стал, лицо магически изменили, а сестренка узнала на второй день.
Ну и ладно, даже если будет болтать, все равно ей никто не поверит. Так, что, пожалуй, сегодня еще побудем здесь вечер, а завтра в путь, в столицу. Остравии, Траест.
Вечером в забегаловке я хорошо укушался, спасибо моему организму, который перерабатывал всю эту дрянь достаточно быстро, поэтому к бабке я попал на своих ногах. Но выпил и чокнулся я, по крайней мере, со всеми жителями деревни.
-
Утром мы поели, попрощались с нашей хозяйкой и я, посадив Майю себе на загривок, оставил свою родную деревню теперь уже наверно навсегда.