Пробежав по узкому коридору, ласка громко застучала в дверь склада. В замке повернулся ключ.
— А, хлеб. Неси сюда.
Те два стражника, что недавно подрались, сидели на мешках с мукой. Один из них голодными глазами посмотрел на хлеб.
— Это все, что вы сегодня раздобыли? Да, доложу я тебе, дела идут все хуже и хуже. Кто тебя с этим прислал?
— Чернозуб.
— Ах вот кто. Он их считал?
— Не думаю.
— Тут пять буханок. Если каждый из нас возьмет по полбуханки, останется еще три с половиной. Никто и не заметит.
Они с жадностью принялись пожирать румяный хлеб Гуди Колючки.
А наверху Мартину удалось обернуть одну из веревок вокруг каменной колонны. Солдаты издевались над патрулем, пытавшимся втащить пленника вверх по лестнице:
— В чем дело, ребята? Боитесь вы его, что ли? Чернозуб обернулся к насмешникам:
— Может, кто-нибудь из вас хочет с ним сцепиться? Нет? Так я и думал.
Открылась входная дверь, впустив порыв холодного ветра. Мимо солдат просеменила лиса в дырявом плаще, по широким ступеням она двинулась на второй этаж. Появился новый повод для насмешек:
— Эй, лиса! Опоздала.
— Старый Зеленоглаз ждать не любит, хоть и приболел.
— На твоем месте я бы госпоже Цармине на глаза не показывался.
Не обращая на них внимания, лиса быстро побежала по лестнице.
Лисица Фортуната беспокойно ждала в продуваемой сквозняком приемной Котира. Гаснущее пламя бросало неровный свет на сырые стены, сложенные из песчаника. Склизкая плесень и лишаи облепили стену, на которой висели отсыревшие знамена, постепенно превращающиеся в вытертые лохмотья. Лисица не могла сдержать дрожь. Вскоре к ней подошли два хорька в тяжелых кольчугах. У обоих были щиты с эмблемой господ — тысяча злобных зеленых глаз, глядящих во все стороны. Стражники махнули копьями, давая понять, что лиса должна следовать за ними. Фортуната двинулась по длинному темному залу. Они остановились перед огромными дубовыми дверьми, которые широко отворились, едва хорьки ударили по полу своими копьями. Перед лисой открылось зрелище потускневшей былой роскоши.
Свечи и факелы едва освещали комнату, балки потолка и вовсе терялись в темноте. В одном углу стояли три изукрашенных кресла, на которых сидели две дикие кошки и куница. За креслами помещалась кровать с балдахином, скрытая плотно задернутыми занавесями из обветшавшего зеленого бархата. На подножии кровати была вырезана та же эмблема, что и на щитах стражи.
Куница, прихрамывая, подошла к Фортунате и обыскала ее котомку. Лиса старалась избежать прикосновения этого изуродованного зверя. Одна нога у куницы была деревянная, а все тело скрючено и скособочено. Чтобы скрыть уродство, Ясеневая Нога носил непомерно длинный красный плащ с отделкой из голубиных перьев. Ловким движением он высыпал на пол содержимое котомки — ворох разных трав, листьев и мха, какой обычно носят лисы-знахарки.
Подойдя к кровати, Ясеневая Нога гнусаво заголосил:
— О могучий Вердога, Владетель Страны Цветущих Мхов, Господин Тысячи Глаз, Сокрушитель врагов, правитель Котира…
— Дай отдохнуть своему языку, Ясеневая Нога. Лисица пришла? Отодвинь эти занавеси, душно.
Повелительный голос из-за зеленого бархата звучал хрипло, но это нисколько не скрадывало звучавшую в нем угрозу.
Цармина одним прыжком очутилась у кровати и резким движением отдернула занавеси:
— Фортуната пришла. Не утомляй себя, отец.
Лиса подошла к кровати и осмотрела грозного пациента. Вердога Тысячеглазый некогда был могущественным воеводой, но время это прошло. Теперь его сила и ловкость таяли. Голова дикого кота хранила следы множества сражений: остроконечные уши торчали над переплетением старых шрамов, украшавших голову от макушки до усов. Фортуната взглянула на страшные пожелтевшие клыки и жестокие зеленые глаза, еще светившиеся злобным огнем.