Ей что, вдруг стали противны его касания? А позавчера, ничего так, терпела.
К злобе добавился гнев и отвращение. Соболев прищурился и специально, демонстративно не отпустил ее руку, которую Карина попыталась отнять. Ничего, пусть потерпит.
И вдруг, вновь осмотрев ее, совсем глупо и по-детски, отчего разозлился еще больше, не удержался.
— Зачем пришла? — Не скрывая раздражения, почти грубо спросил он. — Если даже касаться противно, на кой черт приперлась? Еще и… — Он презрительно обвел ее взглядом. — После кого-то. Хоть бы помылась, перед тем, как приходить. — Он брезгливо скривил губы.
Карина не отреагировала. Еще раз осторожно попыталась забрать руку. И все.
— Посмотри, все-таки. — Прошептала она, видимо о книге. — Вдруг понравится.
Он выругался и, выдернув книгу, откинул ее руку от себя. О чем с ней разговаривать? Зачем? Они незнакомые, в принципе, люди. Да и, кто она, по сравнению с ним?
Карина как-то странно ухнула и обхватила себя руками, словно замерзла, хоть и стояла в шубе, в довольно теплом коридоре. После чего, молча развернулась и собралась уходить.
— Вот, просто, ответь, удовлетвори мое любопытство. — Дернула злоба его за язык. Но и понимая глупость своего поступка, Соболев не удержался. Слишком разозлился. И на нее. И на себя. Особенно на себя. — Что именно во мне тебе так противно? Что со мной не так, Карина, что ты нос воротишь?
Она остановилась от его вопроса. Помолчала. Подняла голову и посмотрела вдаль коридора. Косте же оставалось пялиться на ее затылок.
— С тобой — все так Костя, не волнуйся. — Насмешливо, как ему показалось, прошептала в ответ Карина. И какого черта она так бормочет? Соседей будить не хочет? — Я, во всяком случае, думаю, что с тобой, все так. — Добавила она с каким-то странным, скрипучим смешком. И меня это устраивает, Соболев. Я не хочу узнать больше. Не хочу знать, что именно с тобой может оказаться не так. И каким способом ты можешь еще захотеть получить удовлетворение.
Он ни черта не понял. Она, вообще, нормальная сегодня?
Но Карина, так и не обернувшись, медленно пошла в сторону своего номера, не собираясь, похоже, что-то прояснять.
Как-то странно она шла. Совсем не похоже на свою обычную походку. Скованно и напряженно. Дергано.
Ни капли, не избавившись от злобы, он с силой хлопнул своей дверью и бросил эту дурацкую книгу на столик рядом с пепельницей. А потом, с некоторым отупением принялся рассматривать свои пальцы. Те в чем-то измазались. В чем-то непонятном, светло-бежевом, немного тягучем и маслянисто-кремовом на ощупь.
Он повозил пальцами, пытаясь понять, что это такое. Еще и рукав рубашки вымазал. Обо что, главное? Ни за что ведь не брался, кроме руки Карины…
Ругательство сорвалось против воли, когда все как-то самой сложилось в одну картинку.
Да, нет. Не может быть.
Понимая, что, скорее всего, сильно ошибается (серьезно, как такое могло случиться?), Костя рванул двери, которые только что настолько громко закрывал, и в три шага пересек коридор до номера Карины.
Она не закрыла. А он не стучал. Просто толкнул дверь и зашел, отчего-то, гонимый стремлением доказать самому себе, насколько сильно ошибся с выводом.
Карина, видно, удивленная неожиданным звуком, резко обернулась и посмотрела на него. Но даже не испуганно, не удивленно, как отреагировал бы любой нормальный человек на разозленного придурка, ворвавшегося к нему в номер. Она смотрела отстраненно и безразлично, словно, вообще, не до конца понимала, что происходит, и кто он. Ее шуба валялась на полу, словно не нужная тряпка.
Но Константин смотрел только на Карину. Пристально. В упор. С места не мог сдвинуться — просто оторопел, когда увидел ее лицо.
— Что тебе надо, Костя? — Устало и отрешенно спросила Карина, сбросив туфли с ног.
Она больше не шептала, и так поняв, что он уже все увидел. И этот хриплый, сорванный голос резанул по его напряженным, натянутым нервам, избавив от ступора.
Не ответив, Костя подошел впритык и схватил руку Карины. Он старался сделать это аккуратно, почти утвердившись в подозрениях, но она все равно зашипела.
От боли. Теперь это было очевидно.
Все так же молча, Соболев провел пальцами по ее запястью, стирая грим, и понял, что у него глаза застилает красной пеленой от внезапно вспыхнувшего гнева. Другого, не такого, как мучил его всю эту ночь. И злоба, дикая, безумная злоба, стала совсем иной.
На ее руках было много этого дурацкого крема. Слишком много. А еще, под этими маслянистыми слоями, которые он растер, отчетливо проступили багровые полосы.
Господи! Ее связывали, и явно не шелковыми платками. Это следы шнура или веревки.
— Уйди. — Карина попыталась отойти.
— Сними платье. — Велел Константин, не пустив ее, и сам не узнал свой голос.
Внутри бушевало сколько, что приходилось собрать всю волю в кулак, чтобы что-то не раскрошить или не сломать.
— Зачем? — Карина вскинула голову и поморщилась, посмотрела на него, наверное, пытаясь своей волей бросить вызов.
Но Костя на это не повелся. Даже не заметил. И не отвел глаз от ее рук. Он физически не мог смотреть на ее лицо. Ради их общего спокойствия. При виде разбитых губ и огромного синяка на скуле Карины, у него ломило челюсть. И внутри разгоралось бешенство. А он хотел разобраться во всем. Полностью.
— Сними его! — Сквозь зубы повторил он.
Разбитые губы Карины вдруг скривились в пародии на ухмылку.
— Похоже, я ошиблась, да, Костя? Ты — такой же. Тебя это, тоже, заводит? — Прохрипела она, и вдруг закашлялась.
На ее губе выступила кровь.
Его выдержка билась в агонии, но еще держалась.
Он сам себя не узнавал, но сейчас это, черт возьми, не играло никакой роли.
Протянув руку, Соболев очень осторожно вытер пальцами кровь с ее губ. Карина всхлипнула.
Константин промолчал. Глубоко вздохнул, не дав себе воли высказать то, что хотелось в ответ на ее замечание. И взявшись за ворот двумя руками, резко рванул, до подола разорвав это треклятое платье, осточертевшее ему еще вчера в холле.
Даже ругательства на ум не шли.
Карина почти не отреагировала на то, что он сделал. Только едва вздрогнула. Это было не нормально. Но Константин не мог сосредоточиться, чтобы подумать об этом.
— И почему вы все только и можете, что рвать, ломать? — почти безразлично спросила Карина. — Только рушите все.
Она попыталась отойти, забрать у него обрывки ткани. Однако Соболев не смог разжать пальцы. Он смотрел на ее тело, а в голове только и крутилось, что «Господи!», и вовсе не от возбуждения.
Синяки, их было слишком много, даже для тех, кто любил «пожестче». Слишком. Для такого количества, для появления таких синяков — ее должны были просто на просто бить. Целенаправленно и осознанно.
— Кто это был? — Потребовал от ответа.
— Какая разница? — Спросила Карина и пожала плечами. Но тут же сдавленно охнула, схватившись за ребра. Там расплылся огромный лиловый кровоподтек. — Какая тебе разница? — Повторила она тише. — Уходи.
Карина отвернулась и, видно поняв, что бесполезно прикрываться лоскутами, позволила тем упасть на пол. Она осталась только в чулках и белье. Но ему сейчас было не до того, чтобы обращать на такое внимание.
Константин закрыл глаза и постарался убедить себя, что ничего не видит. Иначе просто не представлял, как справится с яростью, которая раскалывала голову.
Он просто осознать не мог, как кто-то посмел такое сделать? Как?
Как посмел сделать такое с…ней? С Кариной.
Ее спина выглядела не лучше, чем вид спереди. А еще, Костя очень надеялся, что ему показалось. Но не мог позволить себе в такое поверить.
Осторожно, чтобы не задеть синяки и ссадины, что казалось почти невозможным, он поймал ее руку, и постарался мягко ту повернуть, чтобы посмотреть.
И тут его выдержка кончилась, лопнула, как мыльный пузырь. Бешенство и ярость, так старательно контролируемые, прорвали любые заслоны мозга. Соболев взорвался.
— Какого хрена, Карина? Что с тобой сделали? Кто? Это был секс или пытки?!