Но где же мышонок? Я обыскала все углы квартиры и не нашла. К вечеру друзья опять бороздили комнату. И я заметила, что, как только кому-нибудь из них грозила опасность, на полу оставался один колючий шарик — ёж Тимка, — мышонок исчезал. Поэтому и пришлось исчезавшего непонятно куда мышонка назвать Невидимкой.
Вскоре друзья подросли. И мне стало ясно, где прячется Невидимка. Стоило собакам приблизиться к ним, как Тимка сворачивался в клубок, и из него торчал Невидимкин хвост.
Как-то пришла ко мне моя подруга и, узнав, что у меня есть ёж, сказала:
— У нас так много мышей дома! Ты не дашь мне ежа хотя бы на один день?
— Пожалуйста, — ответила я.
Завязала Тимку в носовой платок и отдала подруге.
Маленький Невидимка метался по комнате, ища друга, с отчаяния начинал наступать на собак, и те, огромные собаки, поджав хвост, убегали от мышонка.
Когда же, устав от поисков Тимки, Невидимка затих около блюдечка с молоком, раздался звонок.
Я открыла дверь и увидела подругу.
— Что ты мне дала? — Моя подруга была рассержена.
— Как — что? Ежа.
— Хорошенький ёж, когда он с нашими мышами чуть ли не в горелки играет! Забирай его обратно.
Но, увидев, как встретились Тимка с Невидимкой, она поняла, что ежу все мыши казались Невидимками. Просто из-за друга-мышонка ёж потерял свою «квалификацию». Но в этом была виновата, конечно, одна гроза: она отняла у малышей их мам, и никто не мог научить ежа Тимку поймать Невидимку, а мышонка Невидимку — бояться Тимки.
Да, чего не случается в грозу!
Кстати, пока я рассказывала вам про Тимку и Невидимку, гроза прошла. Ну конечно, совсем прошла, потому что Тимка, а за ним и Невидимка снова топают по комнате.
Привитый Дичок
В зверинце зимовала утка в одном бассейне с чайками. Три большие, драчливые птицы загоняли её в самый дальний угол, клевали своими как цветной воск клювами и, развеселившись, плавали одни.
Дикая утка, пёстренькая, неприметная, появлялась в бассейне только с первым говором ребят. Экскурсии быстро проходили мимо, и снова чайки прогоняли её.
Иногда дикую утку брали на спектакль-сказку «Терем-теремок». В сказке праздновали день рождения собаки Мушки. Звери лесные и звери домашние шли с поздравлениями. Среди них была и дикая утка. Ребята видели сказку, а утка жила этой сказкой.
И хоть лес там был не настоящий — и даже если клювом дотронуться до ветки, то ничего не зашелестит, не двинется, — лес этот просто нарисован на куске холста, однако другого леса в жизни утки теперь не было, и она любила даже сказку, в которой точь-в-точь как на воле могла идти спокойно, не озираясь пугливо на чаек.
После спектакля чайки сварливо встречали её.
«У-а-ма-ма-ма!» — перебивая друг друга, угрожали ей чайки. Они тоже были дикие, с самого крайнего севера, и если утка уже напоминала привитый дичок[4], то чайки были всё ещё дики и злы.
Утка подолгу глядела на них, и тогда, наверное, ей начинало казаться, что бассейн — это прорубь, а мечущиеся чайки — серовато-белые глыбы снега. Она каждый день ждала возвращения в сказку, и, когда клетка для переноски животных подъезжала к бассейну, утка мгновенно бросалась в воду. Чайки с криком летели вдогонку, будто не утка была в бассейне, а кусок рыбы, который им бросили и они не могут его поделить.
А утка бесстрашно плыла в свою сказку…
Так прошла зима, и вскоре косые, слабые лучи солнца стали играть мутной водой бассейна. Чайки засуетились. Но крики их по-прежнему были схожи с завыванием вьюги, и утка зябко поёживалась. Злые чайки недавно у неё отняли сказку. С подбитым крылом, слабая, частенько голодная, утка стала в сказке ходить так, как ходила всегда в клетке. Но сказка есть сказка! С тех пор она кончилась для дикой утки. Поэтому утка уже не ждала лета.
Зато чайки становились крепче, белые перья их настолько прилегали друг к другу, что можно было подумать: не перья так гладко обтянули круглую голову, — нет, просто птицы эти лайковые.[5] Теперь чайки часто расправляли свои крылья. Даже вечером, когда в зверинце начинало темнеть, утке казалось, будто солнечные лучи лежат на чайках. Три драчливые птицы были настолько ослепительны: белый цвет их голов и грудок был неестественно бел, а серые спины и крылья отливали светлой и однотонной краской. Весь этот необыкновенно обтекаемый верх держался на тоненьких прутиках-ножках с перепончатыми лапками. И, если чайки бежали, можно было подумать, что они летят, так быстры и легки были их движения.
4
Привитый дич