В исторических городах мира есть здания или сооружения, ставшие как бы его эмблемой, своего рода символом. Иногда это действительно самое внушительное сооружение города, воплотившее наиболее лаконично его облик, историю. Например, в Афинах Акрополь. Это олицетворение греческой цивилизации, «детства человечества», по выражению К. Маркса. Чистое, светлое, как бы парящее над городом, пронизанное солнцем — благородная эллинская мысль о прекрасном, выраженная в наиболее соответствующей ей архитектурной форме.
Или еще — Вестминстерское аббатство. Его чаще всего ассоциируют с силуэтом Лондона. И это тоже закономерно. Готическая мрачная вытянутость здания парламента, свинцовая Темза как фон и часы Биг Бен, словно напоминающие о бренности мира и его времени, — все это гармонирует с педантизмом и жестокостью Британской империи.
Но совершенно непонятно, почему «право» олицетворять Париж, быть его «знаком» получила Эйфелева башня, похожая на гигантскую булавку, воткнутую не очень уместно в левый берег Сены? «Давившая» Мопассана «своей пошлостью», она ничем не представляет Париж. Благородный облик Парижа никак не сочетается с этим сооружением, возведенным искусным, но лишенным вкуса строителем[3]. Но почти на каждой брошюре или проспекте о Париже она нарисована или сфотографирована. Значки с ее изображением продаются на площади Этуаль по три франка за штуку с надписью «Память о Париже».
Профиль Каира чаще всего изображается в виде цитадели Салах ад-Дина вместе с построенной внутри ее мечетью Мухаммеда Али — круглый купол и четыре острых минарета. Каждое из названных имен олицетворяет большой период в истории страны. Салах ад-Дин — египетское средневековье. Мухаммед Али — конец средневековой замкнутости Египта и начало нового периода, закончившегося лишь с революцией 1952 г.
Салах ад-Дин Юсеф ибн Айюб — одна из наиболее легендарных фигур арабского средневековья. Его происхождение окутано тайной — он родом из Курдистана. Там и сейчас на одной из горных вершин по дороге из Эрбиля в Равандуз расположено селение, которое так и называется Салах ад-Дин. Здесь, по преданию, он родился. Салах ад-Дин поступил на службу к багдадскому халифу и быстро выдвинулся. Его рисуют как образцового рыцаря Арабского Востока тех времен. Утверждают, что он был образованным человеком с широким кругозором, искусным полководцем. Судя по всему, он был на голову выше крестоносцев, неуклюжих, жадных и темных европейских рыцарей, вторгшихся в Палестину. У него была великолепная кавалерия. Легковооруженные всадники были искусными наездниками. Закованные в латы крестоносцы не могли совладать с его армией и часто терпели поражение.
Салах ад-Дин прочно обосновался в Каире, положив начало династии Айюбидов. Позже крестоносцы, правда, пытались завоевать Нильскую долину: в 1218 г. они захватили важный тогда город Дамиетта и хотели идти дальше. Но через три года их оттуда выгнали. В 1249 г. французский король Людовик IX снова пытался вторгнуться в Египет, но был наголову разбит войсками айюбидского султана Туран-шаха, а сам попал в плен. После этого европейцы на пять с половиной веков оставили Египет в покое.
Легенда о Саладине (так называли его европейцы) проникла в европейскую литературу. В частности, Вальтер Скотт весьма живописно описывает его в романе «Ричард Львиное Сердце». В романе Саладин не уступает английскому королю в понятиях рыцарской чести и может, так сказать, быть с ним «на равной ноге». Однако на самом деле Салах ад-Дин был куда более значительной фигурой, чем славный, но не очень далекий Ричард. Он ничем особенным не ознаменовал себя в истории Англии, тогда как Салах ад-Дин был не только полководцем, но и крупным политическим деятелем. Он много и успешно строил в Каире. «При Саладине, — пишет Джон Марлоу, — средневековый Каир начал приобретать ту форму, которая ему присуща и сегодня»[4].