Проводимая Анваром Садатом политика «открытых дверей» и «либерализации экономики» способствует еще большему обогащению этой буржуазии, ухудшая и без того тяжелое положение трудящихся.
Вот уже более тридцати лет развиваются египетско-советские отношения. Установленные еще в годы второй мировой войны, они знали разные времена. При президенте Насере дружба с Советским Союзом стала важнейшим политическим фактором на Ближнем Востоке, самым плодотворным образом влияя на развитие Египта, способствуя росту его авторитета в мире. Насер постоянно подчеркивал, что эта дружба имеет жизненно важное значение для судеб египтян и всех арабских народов.
Теперь положение изменилось. Египетская буржуазия, рвущаяся к власти и стремящаяся оказывать все более возрастающее влияние на внешнюю и внутреннюю политику Египта, откровенно выступает против дружбы с Советским Союзом. Действу в интересах арабского нефтяного капитала, иностранных дельцов, она расплачивается за получаемые от них подачки независимостью страны. В результате на египетских трудящихся обрушиваются все новые и новые трудности. Идеологи буржуазии стараются внушить народу Египта, что о социальной революции пора забыть. Она объявлена «непозволительной роскошью». А неудачи в попытках достигнуть очередного соглашения с Израилем и американскими империалистическими кругами представители египетской буржуазии объясняют… происками левых сил и международного социализма.
Однако симпатии египетского народа к Советскому Союзу неисчерпаемы. Символом этих симпатий по-прежнему остаются возведенные совместно Асуанский гидроэнергетический комплекс. Хелуанекий металлургический комбинат, наконец, успехи египетских солдат во время «октябрьской войны» 1973 г., которых они добились с помощью советского оружия. Никто не сможет перечеркнуть то доброе, что связано с дружбой наших стран и народов.
ГОРОД БЯЗЕВЫЙ
Путешественники говорят, что нет на земле города прекраснее, чем Каир с его Нилом… Кто не видел Каира — не видел мира.
Можно долго прожить в Каире и никак не соприкоснуться с его старой частью. Я имею в виду кварталы средневекового арабского города. До середины XIX в. центр города был там, в районе цитадели и мечети Мухаммеда Али. Там же была резиденция турецкого наместника. А когда англичане оккупировали Египет, здесь первое время жил и британский наместник лорд Кромер. В общем, это англичане сдвинули центр города к северо-западу. Бурное строительство современных кварталу для колониальной элиты, для молодой, но уже богатой и жадной до комфорта египетской буржуазии, всякого рода учреждений, банков, гостиниц, европейских магазинов, а позже — кинотеатров и кабаре привело к тому, что русло городской жизни покинуло старые кварталы и переместилось в новые. Раньше богатый египтянин отгораживался от бедного стенами своего обширного дома, специально нанятой стражей с палками или хлыстами.
По соседству с мечетью Ибн Тулуна до сих пор сохранился дом богатого купца. Считается, что он построен в 1631 г.
В литературе часто можно встретить утверждения о замкнутом образе жизни в средневековом Египте. Верно ли это? Может быть, это справедливо в отношении рядового горожанина. Что касается знати или состоятельного купечества, то их образ жизни носил до некоторой степени космополитический характер. В доме купца висели персидские миниатюры, на столиках стояли китайские сервизы с голубыми птицами, бокалы из византийского стекла, пол был устлан персидскими коврами. На стенах были развешаны сабли из дамасской стали с резными серебряными эфесами. Сам дом — необыкновенный лабиринт вертикального направления. Узкие лестницы, хитроумные переходы, неожиданно обнаруживающиеся двери, спрятанные в шкафах или прикрытые коврами. Они соединяют небольшие комнаты, богато обставленные, со всеми атрибутами ближневосточного комфорта. Под этим в Египте и других «полуденных странах» подразумевались прежде всего вода и тень. Люди, жившие в таком доме, не нуждались в воде, прохладной, утоляющей жажду и освежающей тело. Она стояла в медных кувшинах и глиняных сосудах. Она стекала по мраморным желобам в выложенный желтым и голубым кафелем бассейн в саду, на крыше дома, струилась в фонтанах. В небольших искусно высаженных розовых кустах, наверное, пели птицы. Но купец, дом которого мы посетили, подобно китайскому императору из сказки Андерсена, предпочитал механического певца. У окна в его комнате висела клетка с металлическим соловьем. Наш проводник ржавым ключом со скрипом завел игрушку. И она издала звуки, мало напоминающие пение, — за три века механический соловей потерял голос, осип.