Отважно действовали подпольщики-коммунисты. Это не значит, что не было жертв. Жертвы были! Но вставали на место каждого погибшего новые подпольщики. Вначале их были только единицы, но с каждым днем их число росло. Даже имена некоторых так и остались неизвестными, запомнились только их партийные клички: Громовой, Матрос, Гриша, Лола…
Белогвардейские газеты сплошь и рядом сообщали с невозмутимым спокойствием: «В порту задержан неизвестный молодой человек, раздававший прокламации на французском языке. Неизвестный на месте расстрелян…» «На спуске улицы Гоголя расстреляны два молодых человека. Передают, что на них указали, как на большевистских агитаторов…» «Вся семья была облита спиртом и сожжена…» «Закопан живым в землю…» Кровавые расправы стали повседневным явлением. Свистели кнуты, рычала надрессированная собака… Стоны, крики можно было услышать в застенках белогвардейской контрразведки, во французском «Дезьем-бюро», в польской охранке в Суворовской гостинице на Мало-Арнаутской…
Французский генерал Франше д'Эспре, вояка, не отличавшийся гибкостью дипломата, откровенно советовал:
— Я вас прошу, господа, чуть что — расстреливайте без разговоров, будь то солдат, или непослушный мужик, или большевистский агитатор. Не надо арестов! Ради бога! Всегда найдется поблизости забор. Залп — и уже не надо ни тюрем, ни конвоиров. Чисто и просто! Ответственность за ваши действия я беру на себя. И да хранит вас всевышний!
Щепетильный генерал д'Ансельм — тот просто закрывал глаза на слишком прямолинейные действия своих подчиненных. Он брезгливо морщился: какое грязное дело эта политика!
Ну, а все остальные, пониже рангом, — те и не морщились, и не закрывали глаза. Для какого-то лешего притащили же сюда, за тридевять земель, всех этих бравых матло в живописных беретах и эти голубые шеренги пуалю. Так и нечего церемониться!
И все-таки, все-таки, несмотря ни на что, борьба не прекращалась, и в революционном подполье действовала уже целая армия, насчитывавшая в общей сложности до двух тысяч человек. Наперекор всему, в самом стане врагов, вот тут, в центре города, можно сказать под самым носом контрразведки, работала советская подпольная организация, сложная, разветвленная, налаженная, постоянно поддерживающая связь с Москвой, руководимая Центральным Комитетом Коммунистической партии и возглавляющая партизанские отряды в тылу врага.
6
С Самойловым Григорий Иванович познакомился в тот же день.
Из молочной «Неаполь» Котовский отправился в гостиницу, на Екатерининскую улицу. Две-три условные фразы — и посетителя повели показывать свободный номер.
— Очень рады вас видеть. Так вам устроить встречу с Самойловым? Будет сделано. А вы пока отдохните с дороги. Располагайтесь как дома. В будущем у вас редко выберется свободный денек. Вот здесь умывальник. Можно душ. Белье на постели чистое.
Какие приветливые люди! И как просто, точно и быстро выполняют свою опасную работу!
Котовский растирался мохнатым полотенцем после душа, когда вошел невысокого роста человек, весь какой-то уж очень изящный, холеный, благоухающий одеколоном, с тонкими чертами продолговатого лица. У него была черная как смоль, лопаточкой бородка, за которой он, по-видимому, ухаживал.
«Бородатый ассириец», — подумал Котовский.
— Самойлов, — произнес пришедший. — Будем знакомы.
Он оказался чрезвычайно интересным и приятным человеком. Сдержанный, он обнаруживал неукротимость. Умница, он никогда не давал почувствовать своего превосходства. Он объехал весь мир, знал несколько языков.
Самойлов с явным удовольствием разглядывал мощную фигуру Котовского:
— Вы, по-видимому, очень здоровый и очень сильный человек. Это в нашей трудной работе пригодится. Военный мундир носить умеете? Есть превосходные документы, и все данные у вас подходят.
— Мне все подходит, что требуется в решительный момент.
Самойлов познакомил Котовского с некоторыми особенностями подпольной работы.
— Редко где можно встретить такое скопление сыщиков, провокаторов, как в Одессе, — рассказывал ассириец, поглаживая бороду. — К счастью, действуют они несогласованно, враждуют и считают всех, исключая самих себя, круглыми идиотами, способными только испортить дело.
Умные глаза Самойлова искрились усмешкой.
— Ну-с… Кто у нас здесь есть? Разведка свирепствует, хватает направо и налево, носятся тяжелые слухи, что оттуда живыми не выходят. Кроме белогвардейской разведки в городе действуют — каждый на свой страх и риск и каждый, опираясь на свой аппарат и свою агентуру, — и французское «Дезьем-бюро», и «Двуйка» ясновельможной Польши, и румынская «Сигуранца», и американское «Эф-Би-Ай» — всех не перечислишь, и все одинаково изощренны и безжалостны.