— Надеюсь, вы обратили внимание, господа, что город буквально засыпан подпольной литературой. Сообщите мне, что предпринято, чтобы наконец прекратить это безобразие? До каких пор мы будем терпеть это хозяйничанье большевиков? Буквально все стены оклеены беззастенчивыми призывами… Мне доподлинно известно, что их газеты — и всегда, заметьте, свежие, как будто их разносит обыкновенный почтальон, — появляются как из-под земли на кораблях, миноносцах, в казармах, даже здесь, у меня на письменном столе! Черт побери! Да все официозы — все эти «Одесские почты», «Проюги», «Одесские новости» — и те не поступают так аккуратно!
Контрразведчики выслушивали эти заслуженные упреки. Они с еще большим рвением принимались за розыски. Агенты контрразведки шныряли по рабочим кварталам, сеть шпионов и провокаторов была раскинута на каждом заводе. Следили, выслеживали, подслушивали разговоры, вкрадывались в доверие… Выяснялось, что да, газеты приходят… Откуда? Известно откуда — оттуда, где нас нет… Действительно, как из-под земли вылетают эти листовки, газеты, воззвания!
Одно никак не приходило в голову контрразведчикам, что именно из-под земли появлялась вся эта литература, что там, в куяльницких катакомбах, самоотверженно работали люди, работали не покладая рук, добровольно обрекая себя на трудную жизнь без солнца, без свежего воздуха, потому что они там и жили, никогда не выходя из подземелья. Целыми днями щелкал верстаткой неутомимый наборщик, печатник и метранпаж Яковлев. Фонари «летучая мышь» заменяли дневной свет. День и ночь грохотала плоскопечатная машина — «американка».
Была разработана сложная система, каким способом отпечатанную литературу вывезти, разнести по городу, отправить в окрестности, доставить на военные корабли и в казармы оккупационных войск. Сложенная аккуратными пачками, завернутая в яркие рекламные листы табачной фабрики Поповых (обертку поставляли рабочие фабрики в огромном количестве!), литература подземными путями попадала во двор одного старого возчика, который преспокойно доставлял ее на Старый Базар, в маленькую лавчонку. Отсюда рабочая молодежь разносила литературу по всем районам. Над этим главным образом трудились девушки-комсомолки, скромные, безвестные, безыменные, смелые и находчивые. Ни одного провала за все это время! Ни одного дня перебоя, ни одного часа опоздания! Приходили в условленное место рабочие порта, приходили представители заводов. У них была постоянная живая связь с революционным подпольем, они выполняли большую работу по заданиям Одесского губкома партии.
Особенно изобретателен был старый рабочий, которого все в порту звали по имени — дядя Герасим. Он располагал к себе каждого. Балагур, песенник, он весь пропитался запахами моря, дерева, столярного клея и лака.
— Пока что, — говаривал горделиво дядя Герасим, запрятывая пачку подпольных газет в ящик с инструментами, — пока что, благодарение господу, ни один транспорт не ушел из Одессы без хорошей порции листовок. Пусть знают, какую позорную роль выполняют они, французские солдаты, кого приехали усмирять! Сами-то они кто? Такие же, как мы, крестьяне и рабочие! А что получается? Я им правду-матку в глаза режу. Я им прямо говорю, по-ихнему: «Пуркуа, — говорю, — пожаловали? Аллон занфан восвояси подобру-поздорову». Ничего, понимают, «Тре бьян, — говорят. — Вив большевик!»
Котовский беседовал с Васей и Мишей относительно Жанны.
— Понимаете, уж очень рискует она. Душа у меня за нее неспокойна.
— И ведь такая девушка! — восхищался Вася.
Условились, что Вася незримо будет всюду ее сопровождать и, если заметит что-нибудь неладное, предупредит ее об опасности. Вася охотно согласился на это, и Котовский подумал даже, что, кажется, парень больше чем дружески расположен к француженке.
«Ну, тем лучше, — подумал он, — значит, будет зорко оберегать».
Котовский решил поговорить о Жанне и со Смирновым. Когда они встретились, Смирнов корректировал передовицу для «Коммуниста».
— Вот, — сказал он, работая карандашом, — организуем Совет безработных. Пусть проклятые интервенты чувствуют, что рабочие никогда не сгибают шеи, их не запугаешь никакими облавами, никакими казнями. Да и чем можно напугать голодного безработного человека?
— Мы сами скоро заставим их дрожать как осиновый лист!
— Знаете, скольких безработных уже объединяет этот наш Совет? Тридцать тысяч! Это силища! Хотят они или не хотят — придется считаться с нами!
— Я хочу поговорить с вами о Жанне, — промолвил Котовский, когда деловые вопросы были разрешены. — Она очень рискует… Будет ужасно, если ее схватят…