И вдруг французские матросы увидели Жанну Лябурб — маленькую Жанну, тоже идущую с этими людьми по улице. Она держала в руке древко красного знамени.
— Смотри, а ведь это маленькая Жанна!
— Наша Жанна! Выходит, что мы стреляли в нашу Жанну? Что же это получается?
По цепи французских матросов прошло движение, друг другу передавали: не стрелять!
Жанна увидела, что происходит в цепи. Она счастливо улыбалась. Французские матросы махали ей беретами.
А на следующий день на всех французских военных кораблях появился свежий номер газеты «Коммунист» на французском языке. В газете помещено было письмо группы французских солдат и матросов. В письме они заявляли, что их обманным путем доставили сюда, в эту страну: говорили, что корабли направляют с мирными целями. Да, вчера они стреляли в демонстрантов. Но теперь поняли, что являются игрушкой в руках прислужников капитала офицеров. Больше они не совершат этой ошибки. Не будут душить ростки освободительного международного движения. Советская республика одна только является истинно демократической и социалистической республикой, и они хотят поспешить ей на помощь.
Номер этой газеты лежал и на столе консула Энно. Консул только что прочитал письмо французских солдат и моряков. Теперь он сидел, поставив на газету пепельницу, и курил, мысли у него были невеселые. Он думал о том, что большевикам удалось-таки сагитировать добрую половину оккупационных войск.
«Нельзя отказать им в оперативности, этим большевикам. Как это… кажется, их идейный руководитель Ленин сказал, как стало известно из донесений наших агентов, что-то в таком духе, что немецкие империалисты рассчитывали вывезти из Украины шестьдесят миллионов пудов хлеба, а вывезли девять да в придачу вывезли большевизм… Кажется, и Франция получит этот подарок… Пожалуй, самое разумное — это вернуть наши войска на родину. Но как же тогда завоевать эти рынки? Эти богатые земли? Эти угольные шахты? Или хотя бы вернуть то, что уже давно по праву принадлежит французам, — Макеевские рудники, Южнорусские копи и прочее и прочее…»
Консул Энно жадно курил.
«Хотел бы я знать имена этих каналий, которые послали такое письмо в подпольную большевистскую газету. Впрочем, какой толк? Все они в той или иной степени отравлены красной пропагандой. Гораздо спокойнее, когда эти болваны сидят у себя дома во Франции и мирно пьют свой сидр…»
Консул не докурил еще сигарету, как раздался телефонный звонок:
— Большая неприятность, господин консул! На одном из французских военных кораблей матросы связали офицеров и ушли в море, заявив, что решили вернуться во Францию.
— Они немногим предупредили меня, — процедил сквозь зубы Энно.
— Как, господин консул, и вы решили уехать во Францию?!
Консул выругался, впрочем предварительно зажав телефонную трубку: он испытывал острую потребность отвести душу.
— При чем тут я? Я говорю, что сам собирался поднять вопрос об отправке домой этих смутьянов.
— Правильное решение! Можете себе представить, один матрос недавно открыто говорил, что пора и во Франции сделать то же, что сделали большевики в России!
— Эти канальи… — и консул поперхнулся, не закончив фразы.
Не успел он, однако, повесить телефонную трубку, как опять звонок:
— Разрешите доложить: Сороковой пехотный полк отказался выполнять боевые приказы своих офицеров.
Этого только не хватало! Скоро, кажется, они примутся ходить по улицам и петь «Интернационал»! Консул Энно схватился за голову. У него явно начиналась мигрень. И зачем только он согласился поехать в эту чертову страну, да еще при его расшатанном здоровье!
— Артиллеристы Третьей дивизии не стали стрелять по большевикам, сообщали усердные служащие своему консулу.
— На крейсере «Вальдек Руссо» подняли красный флаг, — поступило новое сообщение.
И снова звонок:
— Саперы четвертой роты второго батальона Седьмого саперного полка…
Но Энно не дослушал, что сделали эти саперы. Он швырнул телефонную трубку на стол и вышел из кабинета.
Восьмая глава
1
Бирюзовое море безмятежно. Сколько хватает глаз — ласкают, переливаются нежные оттенки. И хочется смотреть, и смотреть, и вглядываться в эту синеву… На сердце радость, даже какой-то восторг охватывает все существо от этого созерцания громадного покоя, громадной тишины… Прекрасен мир! Жить бы да жить в этом прекрасном мире!
На чистом, много-много раз перемытом морским прибоем и теперь таком рассыпчатом песке лежит человек в тельняшке, в парусиновых брюках. Он смотрит, как прозрачная зеленоватая волна чуть-чуть набегает на берег. Как будто она хочет немного вскосматить гладкий песок. Набежала и откатилась, оставив темноватый след. Что это там на песке? Раковина или кусок водоросли? Или обломок весла, принесенный из открытого моря?