Княжеский кучер кричит еще издали:
— Э-гей!
И рукой показывает: прочь с дороги!
Дядька Антон захлопотал, заторопился… затпрукал, задергал свою клячонку… свернул в канавку, воз боком, клячонка жилится… А серые в яблоках кони промахнули мимо, разбрызгивая клочки пены, кучер успел разок полоснуть по Антоновой кляче, и мальчик в экипаже засмеялся — противный, с круглыми щеками мальчик.
Вечером маленький Гриша спросил:
— Почему мальчишка ехал на двух лошадях, а дядька Антон на одной да еще с возом, воз-то, знаешь, какой тяжелый! А свернуть пришлось все-таки Антону, потом он еле выбрался. Почему?
— Видишь ли, — начал отец и задумался, потому что сам не знал, почему, собственно, Антон должен свернуть, — видишь ли, как бы это тебе объяснить. То Манук-бей, а то всего лишь Антон. Бедные всегда уступают дорогу богатым.
— А мы бедные? Я бы не уступил.
— Ну что ж, — отец потер лоб, — может быть, Антону когда-нибудь надоест уступать дорогу. И тогда он возьмет да и не уступит.
Милый, молчаливый отец! Он, кажется, сам-то был не из тех, кто ломит шапку перед манук-беями! Григорий Иванович запомнил один случай, когда отец пришел расстроенный и рассерженный: управляющий при выдаче жалованья удержал какие-то штрафные.
— Скоро они за воздух, что мы дышим, — и за него будут взымать, ворчал отец, по своей привычке разговаривая сам с собой.
Сели обедать. Соня накрыла стол. Гриша без всякого предисловия, как бы продолжая разговор, спросил:
— А почему они богатые?
— Ешь, а то каша остынет.
— Нет, папка, а почему они богатые?
— Потому что бессовестные.
— А почему бессовестные?
— Потому что богатые.
— А-а!
Ответ был вполне удовлетворителен. Отец все знал! И теперь можно приняться за горячую кашу.
В деревне был дед. Очень старый, даже еле ходил. Мальчишки знали, что он все равно не догонит, поэтому любили деда дразнить. Они кричали нараспев:
— Дедушка, дедушка, не хочешь ли хлебушка!..
Дед разволнуется, затрясется, заплачет от бессилия, почему-то эти слова казались ему очень обидными. И он воздевал руки к небу и шамкал:
— Бог накажет! Бог вас накажет, шельмецы!
Гриша терпеть не мог, когда кого-нибудь обижали, и разгонял мальчишек, которые дразнили старика.
Гриша задавал множество вопросов, всем задавал: сестрам, соседям, отцу. На половину вопросов он вообще не получал ответов. На некоторые получал, но не очень вразумительные. Интереснее всех отвечал отец.
— Почему дедушка говорит: «Бог накажет»? А как бог наказывает?
Отец беспокойно ворочался за столом и наконец говорил:
— Бог-то бог, да и сам не будь плох… Пока до бога доберешься, тебя святые съедят.
Эти пословицы Гриша сообщил приятелям-мальчишкам. Пословицы понравились, и они пробовали их петь, как песню. Они понравились даже Николаю — старшему брату Гриши.
Сестры Григория Ивановича — с серьезными глазами Соня и тоненькая-тонюсенькая Елена — вели хозяйство. Все было возложено на их слабенькие детские плечи. Нужно позаботиться, чтобы и печи были истоплены, и обед приготовлен, и посуда вымыта, и вода принесена. Их день заполняют несложные, но хлопотливые, чисто житейские заботы.
Иначе жил Гриша. Позавтракав, он уходил на целый день на улицу и жил в мире фантазий, приключений, заполнявших его выше головы.
Отец приносил книги. А в книгах были волшебные истории!
Маленький Гриша совершал кругосветное путешествие на корабле, сооруженном из корыта и половой щетки. Он отдавал команду матросам, бури швыряли корабль по волнам и грозили его затопить, разнести в щепки, но капитан не робел. Он стоял на капитанском мостике и зорко смотрел вперед, на неведомые рифы.
Затем корыто снова превращалось в корыто. Зато по стране лилипутов шагал Гулливер. Это был опять-таки Гриша. Вскоре он поселялся на необитаемом острове и доил коз, как настоящий Робинзон Крузо…
Книги поставлял отцу репетитор манукбеевского круглощекого мальчика. Однажды он принес «Историю мира». После этого в играх Гриши появились знаменитые полководцы и великие завоеватели.
Вдоль забора, во дворе маленького домика Котовских, росла глухая, высокая крапива — неприступной стеной. Она цвела бледно-зелеными серьгами, покачивала шершавыми морщинистыми листьями, захватывала все больше пространства и больно жалила руки.
Но теперь это была уже не крапива. Это кочевые орды хлынули из степей, чтобы жечь и грабить поседения. Это были турецкие янычары, готовые увезти в рабство Соню и Леночку, и нужно было незамедлительно отразить нападение.