— Правильно сделаете, — отвечал Фердинанд, хотя и не совсем понимал аллегорию.
Если что и радовало Александра Станиславовича — это присутствие именитых гостей в его доме. И вдруг все кончилось… Скоповский проводил княгиню в ее имение, вернулся назад — и такая тоска на него напала! Его раздражало все. Он придирался к слугам, чертыхался за обедом.
Но затем нашел отдушину. Решил принять непосредственное участие в борьбе с бунтовщиками. Большую роль в этой перемене его настроения сыграл Ратенау.
Ратенау в свое время привезла Ксения.
— Познакомьтесь, — сказала она. — Мой учитель музыки.
Ратенау встретился с Ксенией на одном из приморских курортов. Ратенау приехал туда, чтобы сбавить вес, Ксения — чтобы развеять скуку. Вот тогда Ратенау и уговорил ее работать в разведке.
Ксении ничего не стоило обмануть родителей и сказать, что она поступает в музыкальную школу в Мюнхене, чтобы усовершенствоваться в игре на рояле. Вместо музыкальной она поступила в школу диверсантов. Под руководством Ратенау с увлечением училась стрелять, управлять автомобилем, пользоваться шифрами, кодами, миниатюрным фотоаппаратом, вделанным в браслет.
Ратенау был толст и лыс. Он легко передвигал свое грузное тело, а гладко отполированный череп прикрывал элегантной шляпой.
Теперь он стал часто наезжать в «Валя-Карбунэ». О музыке не говорилось ни слова. Обычно они со Скоповским удалялись в кабинет. Ратенау погружался в удобное кресло, и у них начинался странный, какой-то скачкообразный разговор.
— У вас есть сын! — кричал Ратенау, как будто разоблачал тщательно скрываемую тайну или делал открытие.
— Да, — отвечал напыщенно Скоповский, — у меня действительно, как вы правильно заметили, есть сын. И дочь Ксения.
— Ну, о Ксении не беспокойтесь. Это весьма талантливая и эффектная женщина, — отвечал Ратенау, отдуваясь и ища глазами сифон с содовой водой. — Я лично сам займусь, с вашего разрешения, ею. Красивые женщины — это клад. Вы согласны, что для красивой женщины нет препятствий?
— Но позвольте, однако… моя дочь…
— Глубокоуважаемый Александр Станиславович! Мы живем в страшное время, на нас возложено решение лобовых, невероятно сложных задач. Мы живем на переломе… э-э… позвольте… как это Ленин сказал…
— Ленин?! — взревел Скоповский. — Вы сказали, Ленин?!
— Ну да-а. А что же такого? Мы тщательно изучаем их теории. И практику… В общем, смысл тот, что сейчас решается вопрос: мы или они. Вы не согласны? Конечно, так! Мы или они, глубокоуважаемый!
Ратенау одобрительно кивал, когда Скоповский ему рассказывал, что Всеволод в «Обществе спасения России».
— Мы должны вырастить поколение, которое бы не проявляло любопытства к вопросам морали. Это должны быть безмозглые молодчики, которые не простужаются, не читают, а только кутят, спариваются и убивают. Они рождены для славы. Остальное человечество — тьфу, убойный скот, и чем скорее его пустят в расход, тем лучше.
Ратенау развернул перед Скоповским целую программу.
А затем Ратенау снова увез Ксению. Скоповский уже догадывался, в какой «музыкальной» школе она «учится». Ясно: Ксении понравилось то, что она будет рисковать, проникать в чужие тайны, обольщать, ходить по острию ножа…
Так вот и вышло, что как вкладывают в какое-нибудь промышленное предприятие все свои капиталы, так Скоповский вложил в дело борьбы с коммунистическими силами все, что имел: и свою энергию, и свои средства, и себя, и своих детей.
Почему он так легко поверил этому толстяку? Как это Ратенау удалось расшевелить его? И как он мог допустить, чтобы Ксения уехала? Он больше так и не видел ее.
Вначале и думать об этом было некогда. Скоповского избирали в какие-то комитеты, он заседал, произносил речи… Однажды к дому подкатила машина, и из нее, пыхтя и отдуваясь, вылез Ратенау.
«Он абсолютно похож на черепаху!» — подумал Скоцовский, встречая посетителя.
— А Ксения? — спросил он, входя с этим пыхтящим толстяком в дом.
— Не сразу! Не сразу все новости! — ответил Ратенау, поднимаясь по ступенькам веранды. — Дайте опомниться после этой адской дороги!
Он приехал на этот раз, чтобы поставить в известность Скоповского о гибели Ксении. В то же время у него еще теплилась надежда: а вдруг Ксения вырвалась каким-нибудь образом из рук пограничников и он увидит ее в «Карбунэ» живой и невредимой? Но вопрос, с каким встретил его Александр Станиславович, сразу уничтожил эту надежду. Ратенау стал преувеличенно громко отдуваться: ему не хотелось приступать к разговору о Ксении.