Выбрать главу

Всадник выпрямился, слушает. Какая тишина!

Местечко молчит. Домики жмутся один к другому, стараются быть пониже, этак понезаметнее. Лишь бы не привлечь внимания, лишь бы пронеслись грозные вихри, прогремели громы, не задев! Ставни закрыты, привернуты в лампах фитили. И собаки не лают, тоже куда-то попрятались. И деревья замерли…

Говорят, будут бить из артиллерийских орудий… Кто их знает, может, и верно… Ставни закрыты на болты.

«Пронеси, господи!..»

Котовский смотрит мимо, через них, притихших, притаившихся человечков. Он слушает далекое. Настороженность передается коню. Поднял прекрасную точеную голову, прядает ушами.

Котовский думает об Одессе, камни которой обрызганы кровью. Он знает, как действуют казачьи сотни, когда врываются в город, с гиканьем, свистом, пьяные и не знающие удержу.

А может быть, он думает и не об Одессе — обо всей нашей священной земле, которую попирают ногами недруги… Который это раз!

Когда народу трудно, смелые берут заботу о его судьбе. И не оттого ли, что русские воины не боятся умирать, великий русский народ бессмертен?

Тишина. Закат тлеет, меркнет, удушливо пахнет полынь. Так она, вероятно, пахла и тогда, когда полчища Батыя надвигались, как черная хмара, по степи и снимали наши дозоры…

Молчит степь! Что она таит, что ворожит?

А может быть, даже не о том думал Котовский в этот настороженный вечер. Он слушал далекое, смотрел в будущее, видел победу. Он не умел нести поражения. Это было просто не в его характере. Он умел побеждать.

7

Полки строились и шли. Так начался этот поход. Шли напролом, через стан врагов, по территории, занятой войсками противника.

Из состава, обслуживавшего бронепоезд, образовалась отдельная бронерота. Кроме бронероты, возглавляемой Куценко, в состав бригады влился коммунистический отряд Бирзульской районной организации. Отряд пополнился коммунистами, советскими работниками, пришедшими из Балты, Ананьева, из окрестных городков и сел. Все партийцы и активисты, не остававшиеся в подполье, присоединялись к бригаде.

Отряд разрастался, и тогда был сформирован сводный коммунистический полк.

У Котовского не было тыловых, не было таких, которые бы руководили, но не сражались сами.

— Всех способных носить оружие поставить в строй, оставить на подводах лишь ездовых! — приказывал он.

И сам успевал всюду. Здесь подбадривал, там проверял. Он действовал решительно и в то же время учитывал все обстоятельства до мелочей. Он любил повторять:

— Победу обеспечивает смелость плюс точный математический расчет.

Котовский сам проверил подготовку к выступлению бригады.

— Мы немножечко обманем противника, — сказал он начальнику штаба. Зачем же с первых шагов давать возможность наступать нам на пятки? Мы оставим заслон. Пусть они думают, что мы засели, укрепились и решили отбиваться.

Противник, натыкаясь на мелкие наши группы, принимая их за выставленные впереди основных сил заставы, начал осторожно, планомерно, обстоятельно окружать местечко, потратив на это много времени и слишком поздно разгадав военную хитрость.

Тем временем полки шли. Никто не оглядывался. В первый же день сделали невероятный бросок, большой переход.

Позади поднимались столбы дыма. Горели склады, голубым пламенем горел спирт. Невесть откуда взявшиеся мужики лезли прямо в огонь, черпали спирт ведрами, картузами, что только попадало в руки. Вспыхивали столбом пламени и катались по земле, и слышно было, как шипело обгорелое мясо. Но это не останавливало других. Черпали, пили, упивались и тут же валялись бесчувственными телами, уставив в небо опаленные бороды. Никто не обращал внимания на разрывы снарядов.

Чьи части подошли к местечку и обстреляли его из орудий? Один снаряд разорвался на перроне. Со звоном и треском посыпались стекла. Начальник станции, кудрявый, черноусый, полз по перрону, оставляя позади себя кровавый, след. Он не стонал. Полз молча, сосредоточенно. Кругом не было ни души.

Проскакал эскадрон, замыкавший движение бригады. И уже далеко-далеко плыло над степью розовое облако пыли…

Бригада с тяжелыми непрерывными боями продвигалась вперед. День сменялся ночью, ночь сменялась днем. Они шли. Полыхало засушливое лето. Они шли.