Тут незнакомец заспешил. И действительно, было уже за полночь.
— Могу вам сообщить, — остановился он в дверях, — что Юрий Александрович был человек непреклонных убеждений. Он делал ставку на куркуля, то есть на зажиточного крестьянина, на помещика в эмбриональном состоянии. Юрию Александровичу удалось бы поднять на восстание против Советов целые уезды, но вот… Один неосторожный шаг — и осталось незавершенным дело… Не знаю, чем все это кончится… У них — я имею в виду красных — объявились такие военные самородки, как некий Николай Щорс, как Боженко, как Григорий Котовский, который действует не так далеко отсюда… несколько южнее… У нас тоже есть опытные руководители… Но это для вас скучная материя. Все. Я пошел. Извините за беспокойство. Фамилии моей не сообщу. Мы без имени. Псевдонимы!
11
Он ушел. Если бы не блокнот Юрия, не его пометки, не его почерк, Люси думала бы, что никто не приходил, что она сама все это выдумала, что это бред…
Широко открытыми глазами смотрела на темно-бурые пятна на блокноте. Смотрела и не могла отвести глаз.
Плакать стала значительно позже. Плакала сутками, днем и ночью, плакала горькими слезами, запершись у себя и обнимая подушку Юрия, на которой совсем недавно покоилась его голова…
Потом приехал еще один человек. Это был американец, Гарри Петерсон, как он немедленно отрекомендовался.
Он был в военном. И в то же время у него был какой-то невоенный вид. По-видимому, он занимал крупный пост. Но относительно рода своих занятий он в подробности не вдавался.
Рослый, упитанный, со спортивной выправкой, голубоглазый, гладко выбритый, он сразу же понравился княгине. Впрочем, ей вообще нравились крупные мужчины.
Люси в это время находилась в таком отчаянии, что толком не разглядела его.
Гарри отлично говорил по-русски, и если иногда путал падежи или не справлялся с глагольными образованиями, то, пожалуй, больше из кокетства, чтобы показать, что он все-таки иностранец, не кто-нибудь, а подданный Северо-Американских Штатов.
Как многие американцы, Гарри любил титулы, породу, старинные вещи и собирал коллекцию перстней, платя за них бешеные деньги. Вот и теперь княгиня, беседуя с ним, никак не могла понять, почему он глаз не сводит с ее руки.
— Вы извините меня, — говорил Гарри, — что я несколько бесцеремонно явился к вам. Я прибыл, чтобы сообщить печальную весть относительно вашего родственника, насколько мне известно, капитана Бахарева Юрия Александровича.
— Да, да, — ответила грустно княгиня, — нам уже известно о постигшем нас горе…
Люси же впервые посмотрела внимательно на Гарри, и у нее невольно опять полились слезы.
Гарри сообщил некоторые подробности смерти Юрия Александровича. Гарри, как он пояснил, являлся непосредственным его начальником.
— Поскольку капитан Бахарев работал по моим указаниям, я счел долгом явиться к вам и спросить, не могу ли я быть вам чем-нибудь полезным.
— Спасибо. Это очень любезно с вашей стороны. Рано или поздно всем нам придется предстать перед престолом всевышнего… Но все-таки это так неожиданно… Я и моя дочь так полюбили Юрия… Но здесь человек бессилен. Мы можем только оплакивать эту тяжелую утрату.
Гарри был приглашен к обеду. Он оказался замечательным рассказчиком. Кажется, не было такого уголка на земном шаре, где бы он не побывал. Он рассказывал забавные истории о Турции, о Японии, о Париже.
— Мы, американцы, изменили точку зрения, — весело сообщил он, прежде мы претендовали на одно только полушарие, теперь же нас интересуют оба, и остается только жалеть, что у шара всего два полушария, наших капиталов и нашей энергии хватило бы, пожалуй, на четыре!
Княгиня вежливо согласилась, что американцы — деятельный народ.
После обеда Люси сочла долгом гостеприимства показать гостю Прохладное. Гарри был неизменно весел и разговорчив; единственное, что не понравилось Люси, — это его манера расценивать все на доллары.
— О! — говорил Гарри. — Такой великолепный сад! Это стоит сто тысяч долларов!
Они осматривали конюшни.
— Прекрасные лошади, и я удивляюсь, как в такое время удалось их сохранить! Я, правда, не знаток, но мне кажется, что такая конюшня стоила бы…
Люси не дала ему досказать свои соображения и повела его к оранжерее.