Ответ последовал немедленно:
— Бил, бью и буду бить белогвардейцев. Через три часа ждите в Одессе.
11
В пяти километрах от Одессы Котовский захватил заставу, узнал пропуск и пароль. Он был в нетерпении. Его возбуждение передалось всем. Прикажи он сейчас переплыть море — прыгнули бы и стали переплывать море. Прикажи разбить любое войско — бросились бы разбивать любое войско конники, увлекаемые вперед любимым командиром.
Котовский, однако, не хотел затевать дело вслепую. Он послал Подлубного и с ним еще нескольких человек в Одессу: без данных разведки было бы трудно разобраться в обстановке.
Сведения поступили утешительные. В Одессе идет погрузка всевозможного имущества в бесчисленные составы поездов. Помыслы командования не о том, как объединить силы и дать отпор наступающим красным, — все хотят свалить тяжесть военных действий на другого, в победу никто не верит, но не хочется в то же время бросать на произвол судьбы огромное имущество: оно вот как пригодится за границей! Грузят в вагоны все: пшеницу и мебель, банковское золото и овес, снаряды, импортные товары, гаубицы, личные вещи генерала Бредова и содержимое интендантских складов…
В Одессе скопилось множество белогвардейцев. Вся эта масса деморализована, разобщена. Каждый думает, главным образом, о своем спасении. Совсем недавно они были господами положения. Это звучало так надежно: генерал Бредов! генерал Самсонов! иностранные миссии! кавалерийский корпус Шкуро! Какие имена! Какие силы! Когда наступление белых захлебнулось и сменилось бегством, они ухватились за последнюю надежду: Одесса! Даже союзники уверяли, что Одесса не будет сдана. Сюда и хлынули все роды оружия, все дивизии, корпуса, все бравые генералы.
Перед концом они особенно были свирепы. В Одессе военно-полевой суд работал не покладая рук. За казнью комсомольцев по «процессу 17» последовало дело организаторов полка имени Старостина, затем схватили участников боевой организации партийного подполья… Но вскоре поняли, что нужен другой подход. Главноначальствующий Новороссийского края генерал Шиллинг даже освободил нескольких арестованных рабочих фабрики Попова. Теперь он заигрывал, хотел уверить, что он добрый, призывал: давайте сражаться, не допускать, чтобы сюда пришли большевики. Ему вторил начальник британской военной миссии полковник Иолш. Он расклеил в эти дни по городу нелепейшее воззвание, в котором предлагалось населению Одессы «прекратить все споры и раздоры и двинуться на защиту культуры от дикарей». Сам Иолш, вместо того чтобы защищать культуру, быстренько уложил чемодан и уехал, оставив в полной растерянности белогвардейцев. В самом деле, пришли спасать Россию, а Россия с презрением вышвыривала их вон. Это было больше, чем военная неудача. Не оставалось ничего. Не во что было верить. Это была полная катастрофа, бесславный конец.
Вот в каком настроении были белогвардейские войска, сгрудившиеся в Одессе.
Конница Котовского ринулась вперед. Перед тем как вступить в город, Котовский заставил конников свернуть знамена, снять звездочки. Котовцы превратились в загадочную конницу, которую можно было принять за кого угодно: мало ли войск передвигалось по просторам Киевщины, Полтавщины, по берегам Днепра.
Вот уже и застава, и Пересыпь… Мельница Вайнштейна, завод Шполянского, завод Рестеля… Конница Котовского на улицах Одессы. Здравствуй, белоснежная! Здравствуй, красавица!
Котовский одним взглядом хочет окинуть знакомые места. Вот здесь, за углом, была явочная квартира… молочная «Неаполь»… Милый, любопытный к жизни Кузьма Иванович… Здесь Котовский любил проходить никем не узнанный и, выйдя через площадь, мимо театра, на Приморский бульвар, смотреть на бескрайнее небо, на неугомонную возню порта: грохот, движение кранов, юрких шлюпок, медленных барж, празднично нарядных пассажирских пароходов…
Звонко отдавался цокот копыт по одесской мостовой. Следом, на полном ходу катили пушки бригады. Дальше тянулся обоз.
— Чья конница? — спрашивали по дороге.
— Мамонтовцы! — не задумываясь, отвечал Котовский.
Офицеры вскакивали на повозки, видя, что часть движется быстро и стройно, и полагая, что с ней скорее всего удастся проскочить в Румынию.
— Допускать или не допускать? — спросил Макаренко Котовского, заставляя своего иноходца идти рядом с конем Котовского и глазами показывая на повозки. — Насели, как воронье! Просто руки чешутся…