Для Люси Гарри отвел другую роль: она должна была служить приманкой. Гарри допускал, чтобы за его женой слегка волочились некоторые ясновельможные паны и дипломаты. Но для Люси было необязательно что-нибудь понимать в политике.
Вот и сейчас — как наивно она рассуждала!
— Прелесть! — восхищался Гарри.
— Но скоро наконец начнется эта хваленая война, о которой твердят столько времени? — капризно надула губки Люси. — Мне хочется показать свои туалеты московским барыням, когда вы займете Москву.
— Московские барыни здесь, в Варшаве, или в Швейцарии и Париже… В Москве остались только те знаменитые кухарки, которым большевики хотят доверить управление государством! — закричал, забавляясь, Гарри.
Это заявление развеселило всех присутствующих. Гарри такой остроумный! И приятно то, что он никогда не важничает, не корчит из себя персону, как делают почти все мужчины.
6
Маленькие люди с большой фантазией занимали посты в польском правительстве. Им мечталось о Сигизмунде Третьем и Стефане Батории, они читали учебники истории, вовсе пропуская главы о времени Ивана Грозного, Петра Великого, но заучивая наизусть воинственные страницы Пассека.
Короче говоря, они хотели воевать. Ведь были же случаи, что их предки одерживали победы! К тому же, если Стефан Баторий, чтобы достать средства на поход против Данцига, заложил свои драгоценности, а королева Мария Гонзаго отдала все свое приданое на ведение войны против турок, то теперь расходы брали на себя европейские и заокеанские друзья.
Пилсудскому показалось, что игра будет беспроигрышная, и он решил вписать в историю свое имя.
Тринадцатую пехотную польскую дивизию формировали, обучали и экипировали во Франции. Французские специалисты призваны были вложить наполеоновский дух в польских солдат. Познанцев муштровали в Германии. Германские правители совали в руки польского солдата оружие и подстрекали его, все еще не утратив веры в Шлиффена и его военные теории. Они были щедры — американские дядюшки, английские кумовья, французские радетели! Все готовы были помочь, снабдить, воодушевить. Новый удар, который подготавливали на Западе, должен быть смертельным для Советской власти!
Александр Станиславович Скоповский был такого же мнения. Получив известие о смерти сына и поняв, что он остался один на свете, никому не нужный, старый, больной, Скоповский не сразу опомнился. Он стал угрюмым, раздражительным. Он часто думал о смерти и приходил в бешенство от мысли, что наследство достанется каким-то случайным людям.
Узнав о планах нападения на Советскую Россию со стороны Польши, Скоповский оживился, снова стал заниматься политикой, снова стал на что-то надеяться. Может быть, он думал, что после победы над Советами ему удастся найти где-нибудь в тюремных застенках свою несчастную Ксению? Или ему хотелось мстить, мстить за погибшие надежды, за одиночество, за охватывающее все его существо безграничное отчаяние?
Он поехал в Варшаву, восстановил старые связи. Был принят генералом Вейганом.
— Ну хорошо, — говорил тихим, усталым голосом генерал, желая показать, что ему даже надоело произносить эти азбучные истины. — Ну хорошо, даже допустим (хотя это абсурдно!), допустим даже, что прекрасно одетая и отлично вооруженная польская армия все-таки отступит под напором красных. Допустим, что это случится, даже несмотря на то, что мы бросаем сюда десять дивизий Симона Петлюры. Но ведь нам этого только и надо. В тот момент, как красные войска с боями будут преследовать поляков, в тыл им ударят соединения генерала Врангеля… Нет, дорогой друг, все учтено, предусмотрено. Стране Советов осталось жить считанные дни! Если я ошибаюсь, можете меня отправить в больницу Иоанна Божьего. Но вы видите сами, я в здравом уме и памяти!
Скоповский рассматривал нездоровое, кислое лицо Вейгана, рассеянно переводил взор на портреты, развешанные по стенам…
— Меня искренне радует, генерал, горячая поддержка западных держав, и может ли не победить армия, воодушевленная идеей: «Польша от моря до моря, Польша от Данцига до Одессы»?! Ведь это значит — перекроить всю карту Европы! Это новая эра! Я, генерал, потерял в битвах с красной опасностью сына, потерял дочь, я остался один на свете… как перст!
— Печально, печально, разрешите выразить вам сочувствие…
— И я принял решение сам сражаться. Да, я уже заявил об этом Пилсудскому. Я хочу лично участвовать в крестовом походе против этих варваров!
— Похвально, похвально, месье, разрешите выразить вам мою благодарность. История впишет ваш благородный поступок в манускрипты, да-с, запечатлеет сие в воспоминаниях очевидцев… Вам, конечно, известно, что Советское правительство в четвертый раз обращается с предложением мира? Мы рассматриваем это как признак слабости Москвы. Что вы скажете? Если Москва предлагает мир, торопись начать военные действия! А? Как вы полагаете, месье? Золотое правило, которого всегда надо придерживаться!