Напрасно пытались поляки остановить наступление Красной Армии. Отступление Третьей польской армии вскоре превратилось в бегство. Пилсудский хвастал, что Третьей армии удалось выскочить из окружения. Это бегство Пилсудский готов был рассматривать как победу!
Как известно, маршал Пилсудский славился большим самообладанием. Так, еще в царское время он был посажен в Петербурге в тюрьму и притворился сумасшедшим. Для выяснения этого обстоятельства он был препровожден в Николаевский госпиталь и помещен в психиатрическое отделение. Этого он и добивался. В госпитале работал ординатором его сообщник Мосьцицкий. Шесть месяцев Пилсудский дико хохотал, ползал на четвереньках и нес околесицу, разыгрывая сумасшедшего, и тем временем поджидал, когда назначат на дежурство в психиатрический корпус Мосьцицкого. Наконец это сбылось. Пилсудский и Мосьцицкий осуществили побег и скрылись за границу.
С тех пор нервы маршала Пилсудского стали значительно сдавать.
6
Скоповский находился в штабе Второй польской армии, но, увидев растерянные лица военных, он вдруг почувствовал, что ему уже не хочется наказывать Россию за гибель сына, за Ксению. Однако когда он заявил, что ему необходимо срочно отправиться к генералу Вейгану, ему нелюбезно ответили, что с отъездом придется повременить.
— Позвольте, мне на самом деле и очень срочно нужно повидать генерала.
— Вам на самом деле придется обождать.
Тогда Скоповскому совсем уже сделалось худо. А тут еще разболелась печень, и были такие неудобства… Скоповский ругал русскую некультурность, русский климат, русскую весну и все русское.
Но приходилось оставаться в штабе армии.
Тридцать первого мая поступили утешительные сведения: генералу Карницкому поручено перейти в наступление и совместно с группой генерала Савицкого разгромить красную конницу в районе Ново-Фастова.
«Будем надеяться, что разгромят, — размышлял Скоповский. Генералы-то опытные, военное образование получили в русской военной академии, в Петербурге… И Сальников к нам перекинулся с полком из бывших белых офицеров. Тоже один — ноль в нашу пользу…»
Но уже через сутки расстроенный Скоповский, прислушиваясь к канонаде, писал письмо в Кишинев, сообщая о своем разочаровании:
«В сущности, — писал он, — с этими русскими невозможно воевать. Как тебе, вероятно, известно, есть определенные правила, тактика, стратегия, и специалистам доподлинно известно, как воевали, например, Александр Македонский, Наполеон или Ганнибал. Если эти великие люди, действуя определенным образом, побеждали, то стоит изучить их приемы — и ты будешь владеть секретом победы, как Фауст владел секретом молодости, а певичка Эльза (помнишь, в Вене?) владела секретом красоты. Представь же себе, что русские, по невежеству не зная, как побеждал Ганнибал, начинают действовать по-своему и путают все карты! Так было и вчера. Наши части проводили отступление по всем правилам военного искусства. Как ты думаешь, что же делают русские? Весь фронт Красной Армии, доселе спокойный, вдруг оживает. Из лесов и деревень, из всех складок местности, появляются всадники. В несколько мгновений горизонт, на сколько хватает глаз, наводняется буденновцами, которые в огромном облаке пыли, предшествуемые бронемашинами и прикрываемые огнем артиллерии и пулеметных тачанок, начинают надвигаться на поляков… Конечно, нервы цивилизованного человека не выдерживают, и поляки бегут! И вообще, где это видано, чтобы конные массы самостоятельно решали задачу прорыва фронта?! Я беседовал по этому поводу со штабными офицерами, и они только пожимали плечами. Представь, и мой бывший управляющий Григорий Котовский тоже действует где-то здесь! Воображаю…»
На этом письмо обрывалось, и так и не удалось выяснить, что именно «воображал» Скоповский.
Вопреки правилам и навыкам Александра Македонского, в местных лесах, в тылу польской армии бродили отряды партизан. Один из этих отрядов ворвался в город, перепугал жителей, разогнал, а частью перебил штабных офицеров и скрылся.
Скоповский, увидев из окна, что скачут какие-то всадники, услышав затем «ура» и беспорядочную пальбу, упал в кресло и сделался синим. Нижняя челюсть у него отвисла, показывая вставленные зубы. Он, вытаращив глаза, смотрел перед собой.
Вот она, смерть… Для чего же все усилия, вся борьба, все ухищрения? Только для того, чтобы вот так, в кресле, поникнуть и чтобы в мозгу все смешалось? Ксения… Перед ним стоит Ксения! Но этого же не может быть, она умерла… Жжет! Жжет сердце… Протянуть руку и принять эти капли, они помогают…