— Через твоего любезного братца как раз накличешь на себя неприятности. От такого смутьяна надо держаться подальше.
И хотя Софья слегка побаивалась муженька, но на этот раз с явным раздражением ответила:
— Не беспокойся, он долго не пробудет.
Муж молча оделся и, уходя, так хлопнул дверью, что зазвенела посуда.
— Тебя разыскивают, — сообщила Котовскому Софья. — Два раза приходили какие-то люди, спрашивали тебя. Мы сказали, что слыхом не слыхали, уже много лет ничего не знаем.
— В штатском?
— В пиджаках, а сапоги военные.
— Скорее всего, полицейские. Рышут! Да ты не волнуйся. Я ведь только заехал повидаться, завтра же дальше. Так что успокой своего бурбона.
В доме все по-прежнему. И так же маятник торопливо выстукивает на стене, и часы, по своему обыкновению, ушли на час вперед, и к гире привязана железина: как привязал отец, так и осталась…
Но до чего поредела семья! Старший брат утонул купаясь. Елена вышла замуж и уехала. Дома только Софья со своим неприятным мужем.
Софья хлопочет, без толку суетится. Принесла кларнет. Этот кларнет еще мальчиком Григорий Иванович нашел в чулане и с тех пор мучил всех домашних, усердно извлекая из этого музыкального инструмента визгливые, немузыкальные звуки. В конце концов добился своего, научился, стал подбирать по слуху знакомые ему мотивы. А знал только дойны — заунывные песни молдаван.
— Хочешь взять с собой? — спросила Софья.
— Сейчас будет другая музыка! — рассмеялся Котовский. — Нет уж, положи кларнет обратно в чулан. Время сейчас немузыкальное. А впрочем, возьму. Ведь на кларнете можно играть сигнал «В атаку». А в атаку-то придется еще идти!
Кларнет напомнил многое из детства. Стали, перебивая друг друга, вспоминать.
— А помнишь?.. А помнишь?.. — повторяли оба, но в каждом слове сестры была опаска и оглядка, и Котовский даже подумал, как она изменилась в замужестве.
— Как жаль, что Леночка уехала. Муж-то у нее хороший?
Перед Софьей сидел плотный, сильный мужчина, с крупными чертами лица, с горячими карими глазами, бритой блестящей головой, солидный, в военном, с оружием, которое он бережно сложил в угол на лавку, — а сестра все видела в нем маленького мальчика, бойкого, быстроногого, которого надо умывать перед едой и бранить за шалости.
— А ведь не так далеко твой день рождения, двенадцатого июня. Ты, поди, и не помнишь, когда родился? Погоди… Сколько тебе? Тридцать семь? Смотри, как летят годы!.. Тридцать семь — это не так-то мало…
Угощая чаем, она вытащила откуда-то из глубины шкафа заветное, давнее и уже засахарившееся его любимое ореховое варенье.
— Кушай, такого больше нигде не найдешь: это по рецепту бабушки.
Тут пришли односельчане, друзья детства, ровесники Котовского. Они сразу же предупредили Котовского, что его разыскивает полиция. В дни революции полицейские попрятались, зарыли свою форму в сено, запрятали ее в огородах, и все стали вдруг просто поселянами или городскими обывателями. Теперь они зашевелились.
Но пусть Григорий Иванович не беспокоится. Приняты надлежащие меры. Григорий Иванович может спокойно пить чай и беседовать.
— Видишь ли, — говорили друзья, — когда мы узнали, что наш Гриша вернулся, то сразу же поставили дозорных на дорогах. Чуть чего — будет сигнал: один выстрел. И тогда мы тебя спрячем в надежное место. Чему другому, а уж осторожности-то мы научились за это время!
— Голубчики! Так зачем же прятаться? Нас много, и, кажется, все не из робкого десятка. Или у вас нет оружия?
— Да если пошарить на чердаках — найдется.
— Чего другого!
Не успели они закончить этот разговор, как раздался выстрел оттуда, с дороги. За выстрелом последовал другой, третий… Это уже не было условным сигналом, это была настоящая перестрелка. Что там такое случилось?
— Надо идти на помощь, — решительно сказал один из парней.
Но вскоре вернулись сами дозорные. Они были сильно возбуждены, загорелые их лица были смелы и открыты, и они спешили все рассказать подробно, говорили все сразу.
— Постойте! — остановил их Котовский. — Докладывай кто-нибудь один. Как тебя звать? Василь? Ну вот ты и докладывай, что у вас там случилось.
Котовский не помнил этого Василя. Он, видимо, был совсем малыш, когда Котовский уехал.
— Засели мы под стогом в Заячьем логу, где Максимовы земли, знаете? захлебываясь словами, начал Василь. — Оттуда всю дорогу видно, до самого поворота.
— Знаю. И что же дальше?
— Только мы собрались покурить, появляются военные. Один-то — мы сразу его признали — Вацлав, полицейский, из соседнего села. О нем говорят: врет — не кашлянет.