— Сделаю все, что в моих силах! — отозвался Фрунзе, пока еще ничего не понимая, но заметив, как вспыхнул Орешников и как готов был протестовать.
Котовский продолжал с самым серьезным видом:
— Вот уже несколько лет мы с ним спорим и не можем прийти ни к какому решению. Скажите, Михаил Васильевич, когда рыба лучше клюет — перед дождем или после дождя?
От неожиданности расхохотались и Фрунзе, и Орешников, а вошедшая в этот момент Софья Алексеевна с благодарностью посмотрела на Котовского и с удовольствием на мужа.
Сразу исчезла напряженность, всем стало просто и приятно. Орешников разговорился и рассказал о рыбной ловле множество наблюдений и примет. И так же беззаботно рассказал Котовский о своих встречах с Орешниковым, пересыпая рассказ смешными словечками, острыми характеристиками.
Фрунзе все понял, это видно было по его умным глазам, в которых искрилось веселое лукавство.
— Ну что ж, товарищи рыбаки, мы все это обсудим. А мне тоже кое о чем надо посоветоваться…
И завязался оживленный обмен мнениями. Фрунзе рассказывал о перестройке Красной Армии, Котовский — о жизни 2-го корпуса, Орешников — о новом призыве в ряды армии, об удачах и неполадках, о перевооружении, о военной технике.
Когда Орешникову было представлено младшее поколение семьи — Танечка, смотревшая на незнакомого человека исподлобья, и беззаботно-оживленный Тимур, — Котовский немедленно сообщил, что у Орешникова тоже сын четырехлетний Вова.
— А где он? — заинтересованно спросил Тимур, на что Танюша по-взрослому, с той снисходительностью, с какой девочки разговаривают с младшими братьями и сестрами в присутствии старших, пояснила, что дядя здесь не живет, приехал из другою города — ту-ту-ту! — и поэтому Вова не может прийти к ним в гости.
— Пусть он приедет на поезде! — безапелляционно решил Тимур.
Всем понравилась железная логика его рассуждений.
— У них на все своя точка зрения! — воскликнул оживившийся Орешников. И не утерпел, чтобы не рассказать о своем Вовке: — Недавно моя жена (она студентка) растолковывала за обеденным столом всем домашним, какое будет устройство в коммунистическом обществе. Бабушка наша недоверчиво поджимала губы, отец издавал неопределенное «гым-гум» (такая у него привычка), а Вовка слушал крайне внимательно, видимо ухватывая самую суть. И вдруг он спросил: «И все будут давать бесплатно?» — «Да, Вова, — с гордостью ответила Люба (это моя жена), — и ты это время увидишь». — «И хлеб бесплатно? И ездить в трамвае бесплатно?» Мы смотрели на Вову с любопытством и с некоторым самодовольством подтвердили: «Ну конечно, Вова! И в театр бесплатно, и квартира бесплатно, и одежда бесплатно». Наш Вова был в полном восторге. С минуту он мысленно прикидывал и вдруг выпалил при общем молчании; «Вот здорово! А деньги копить будем!»
— Черт возьми! — хохотал Фрунзе. — Вот это сказанул! А вы говорите!
— Что-что? — вернулась из кухни Софья Алексеевна. — Я немножко недослышала… Как он сказал? Что копить?
Орешникова заставили повторить все сначала, и снова все от души смеялись.
Тимур, заметив, каким успехом пользуются рассказы Орешникова, проникся к нему доверием.
— Дядя, а ты умеешь сказки рассказывать?
Но детей отправили спать, и разговор снова принял другое направление. Котовский, высказываясь от своего лица, а отнюдь не ссылаясь на Орешникова, изобразил Михаилу Васильевичу двусмысленное положение военспецов, находящихся в рядах Красной Армии.
— Почему, собственно, они должны быть пасынками? — с обычной горячностью и напористостью говорил Котовский. — Право умирать рядом с нами в бою мы им предоставили, тем самым они стали с нами вровень, нельзя их пускать вторым сортом, нельзя допускать уколов их самолюбию!
— Конечно, — согласился Фрунзе. — Тем более, что число их не такое маленькое. В печати приводились данные. С июня тысяча девятьсот восемнадцатого года по август тысяча девятьсот двадцатого в Красную Армию влилось что-то, дай бог памяти, около пятидесяти тысяч офицеров, больше двухсот тысяч подпрапорщиков, фельдфебелей и унтеров, да еще немало военных чиновников, врачей, лекпомов. Старые кадровые офицеры, офицеры царской армии, в наших рядах, бок о бок с нами боролись за утверждение диктатуры пролетариата. Сейчас нам нужно стремиться, чтобы военные специалисты, как таковые, как обломок какого-то отмершего государственного строя, прекратили свое существование, чтобы их не было у нас, а были только военные работники, одни — партийные, другие — беспартийные, но все являлись бы военными работниками Рабоче-Крестьянской Красной Армии, верными интересам пролетарской государственности. Я об этом говорил и говорю, да так оно и будет в ближайшем будущем.