Крутояров как раз кончил совещаться с официантами, и на стол начали ставить приборы, рюмки, бокалы, хлеб. Услышав, что разговор идет о Блюхере, Иван Сергеевич тотчас и сам вставил словцо:
— Вы знаете, в белой печати распространяли слухи, что Блюхер немецкий генерал, нанятый за бешеные деньги Совнаркомом. Как будто немецкий генерал способен побеждать, как побеждал наш народный герой!
— Василий Константинович — рабочий Мытищинского завода, русский человек на все сто, — дал справку Орешников-старший.
— А если бы даже и немец? На сторону Октября встают честные люди всех национальностей.
— В девятнадцатом году Блюхер с пятьдесят первой стрелковой дивизией прошел всю Сибирь, очищая ее от Колчака.
— А в двадцать первом сражался с атаманом Калмыковым и генералом Молчановым, — вставил Марков, уже подумывая, не стоит ли ему написать Сибирскую эпопею.
— Волочаевка даже в песнях воспета!
— Занятно, что белогвардейский полковник Аргунов, обращенный нами в бегство, вынужден был заявить, что всем красным героям Волочаевки он дал бы по Георгиевскому кресту.
— Вот это объективность!
— Чем объяснить, что наша эпоха породила столько героев, столько удивительных людей?
4
Крутояров только что собирался дать обстоятельный ответ на этот вопрос, но принесли цыплят, а Николай Лаврентьевич стал наполнять рюмки.
Оксана давно уже смотрела с нескрываемой враждебностью на нарядные бутылки. Особенно ей не нравилась большая, с серебряной головкой, завернутая в салфетку и поданная в специальной серебряной посудине. Оксана в жизни не сделала глотка спиртного. В деревне у них, правда, пили горилку, но больше дядьки. Оксана считала мужчин слабыми, неустойчивыми существами, падкими на соблазны. То примутся курить поганый табачище и уверяют, что никак не могут бросить, то начнут пить запоем. Однако Оксана уважала Ивана Сергеевича и очень доверяла Надежде Антоновне. Если они ничего, то и она — ничего. Кроме того, нельзя же портить компанию!
Все взяли рюмки в руки, взяла и Надежда Антоновна, взял и Миша. После короткого колебания взяла и Оксана. Была не была!
Крутояров произнес несколько теплых слов, все заулыбались Маркову, Марков сконфузился и немножко пролил из рюмки, чему Оксана порадовалась: все меньше в рюмке останется, значит, меньше выпьет, меньше опьянеет.
Мужчины выпили сразу до дна. Надежда Антоновна только отхлебнула. Оксана покосилась на нее, вытянула губы трубочкой и тоже потянула в себя красную прозрачную жидкость. Ничего! Даже вкусно! Оглянулась — а у Миши рюмка уже пустая.
На выручку Оксане пришла опять-таки Надежда Антоновна.
— Ничего, — шепнула она, — вино хорошее и некрепкое. Много мы пить не будем. Ничего!
В дальнейшем Надежда Антоновна разрешила их рюмки дополнить, но больше не наливать.
— Как? — удивился Орешников-старший. — Совсем не пьете?
— Совсем.
— Фантастика!
Вскоре разговором завладел Крутояров. Развивая мысль о том, что наша эпоха знает много выдающихся людей, он доказывал, что, спору нет, революция разбудила дремлющие силы, но он такого мнения, что на Руси и всегда было немало талантов, только многие гибли в условиях царского гнета, а даже и тех, кто выбивался, мы зачастую пренебрежительно предавали забвению.
— Однако Льва Толстого и Достоевского чтит весь мир? И где не звучит волнующая музыка Чайковского? — возразил Орешников-старший, у которого брат неоднократно отодвигал уже рюмку.
— Еще бы! А вот кто из вас ответит: кем создан памятник Пушкину, что в Москве на Тверском бульваре? Чье творение памятник тысячелетию России в Новгороде? Что создал русский скульптор Орловский? Как фамилия первого русского авиатора? Жив ли русский изобретатель радио и как его зовут?
Крутояров еще долго перечислял загадки своеобразной викторины. Надежде Антоновне он не позволил отвечать:
— Нет, ты погоди, дай молодежи высказаться.
Николай Лаврентьевич назвал фамилию изобретателя радио Попова, но имени-отчества его не помнил, жив ли он или умер — тоже не знал. Владимир Лаврентьевич сообщил, что Орловский изваял ангела на колонне на Дворцовой площади. Ни скульптора Опекушина, ни живописца и соорудителя скульптурных монументов Микешина они не знали.
В отместку Николай Лаврентьевич в свою очередь задал вопрос, припомнив свое пребывание в Путейском институте:
— А кто был Мельников? Кербедз? Тимонов?