— В армию еще рано, — пошутил Михаил Васильевич, и глаза его сразу потеплели, улыбка заиграла на губах. — А все возится с игрушечными пушками и клеит из картона самолет. Может быть, пойдет в летчики, кто его знает?
Оба призадумались о детях, о будущем. Будущее было очень неясно и тревожно.
— Не дают нам спокойно жить, — как бы отвечая на общие мысли, промолвил Фрунзе. — Бельмом мы у них на глазу!
— Они у нас бельмом! — пробурчал Котовский и добавил сердито: — Черт бы их побрал.
И опять начался разговор о корпусе Котовского, о том, какие задачи предстоит разрешать в связи с перестройкой и перевооружением армии.
— Говорят о новом моем назначении, — сообщил Фрунзе.
— Да, я слышал, — отозвался Котовский. — Замом наркома по военным и морским делам.
— Это делается для того, чтобы я мог вплотную заняться военной реформой. Все надо в корне перестраивать. А главное — техника, техника нам нужна! Пока что мы хромаем на обе ноги. Но вот посмотришь, чего мы добьемся в ближайшие годы! Наши моторы должны быть лучшими в мире, наша броня — самой прочной, наши пушки — самыми дальнобойными, наш флот — самым боевым!
— И наш солдат — самым храбрым и самым умелым! — закончил Котовский.
— О красноармейце хорошо сказал Сергей Сергеевич Каменев, — все так же серьезно продолжал Фрунзе. — Он сказал, что красноармеец не только боец, но боец и плюс еще революционер, и с таким необычным противником сталкиваются солдаты капиталистических стран. Каменев прав, отмечая, что эта черта ставит Красную Армию в несравнимое с армиями капитализма положение. А если добавить, что нашей армией будет фактически весь народ, что все население будет подготовлено, обучено, даже юноши, даже женщины в любую минуту сумеют взяться за пулемет, занять место в кабине самолета или повести в бой танк — тогда будет ясна вся картина.
Софья Алексеевна с нетерпением ждала мужа и бросилась ему навстречу. Обрадовались приезду папы и «дяди Котовского» дети. Надо сказать, что Котовского вообще любили дети и сразу находили с ним общий язык, а дети не любят плохих людей.
Фрунзе и Котовский подробно рассказали Софье Алексеевне о днях, проведенных в Москве. Вечером читали письмо Надежды Константиновны Крупской, напечатанное в «Правде». Письмо слушали и взрослые, и дети, и приехавшие накануне в Харьков военный инженер Карбышев и Дмитрий Андреевич Фурманов. Читал письмо Михаил Васильевич. В комнате стояла глубокая тишина. Все снова переживали потерю Ленина, думали о Ленине.
— «Товарищи рабочие и работницы, крестьяне и крестьянки! Большая у меня просьба к вам: не давайте своей печали по Ильичу уходить во внешнее почитание его личности…»
Голос Фрунзе звучал вначале глухо, но по мере чтения крепнул и становился звонче, призывней:
— «Не устраивайте ему памятников, дворцов его имени, пышных торжеств в его память. Всему этому он придавал при жизни так мало значения, так тяготился всем этим. Помните, как много еще нищеты, неустройства в нашей стране. Хотите почтить имя Владимира Ильича — устраивайте ясли, детские сады, детские дома, школы, библиотеки, амбулатории, больницы, дома для инвалидов и так далее и самое главное — давайте во всем проводить в жизнь его заветы…»
— Давайте проводить в жизнь его заветы! — повторил в возбуждении Фурманов.
— Давайте проводить в жизнь его заветы! — повторил и Котовский.
— Народ, — продолжал Михаил Васильевич, — так и понимает свой долг. Почитайте, какие резолюции выносят на заводах, в воинских частях, в деревне, в научных учреждениях, в организациях писателей, в школах! «Клянемся следовать его примеру!», «Будем свято хранить его заветы!», «Пусть не злорадствуют враги: Ильич мертв, но живы рабочий класс и Коммунистическая партия!» Не беспокойтесь, народ все понимает! Народ не ошибется!
— Вы, конечно, слышали, какой приток начался в ряды партии? взволнованно говорил Фурманов. — Тысячи и тысячи заявлений кадровых, квалифицированных пролетариев, лучших представителей интеллигенции!
— Ленинский призыв! Как это многозначительно, как это ценно! подчеркнул Фрунзе.
Все были в приподнятом настроении. Посыпались рассказы о виденном и слышанном за эти дни, о высказываниях самых разнообразных людей, о различных газетных сообщениях и сообщениях радио.
— В Кантоне объявлен трехдневный траур.
— В Берлине, в Париже, в Лондоне, в Нью-Йорке — повсюду траурные собрания и манифестации. Весь мир скорбит! Никакие репрессии не могут помешать честным людям выразить чувства солидарности с нами!