Двое приезжих посматривали на часы. Но тоже так, без особенного интереса. Почему не посмотреть на часы, если они сами лезут в глаза, пощелкивая электрическими щелчками?
— Пошли, — сказал один из приезжих.
— Да, пожалуй, — согласился второй.
Видимо, им было недалеко, потому что они не подумали занимать очередь на трамвайную или автобусную остановку. Они пошагали куда-то в темноту, вдоль рельсовых путей. Оба были неразговорчивы. Оба скрылись во мраке, который казался еще черней после яркого освещения вокзала.
В этот вечер в 18.00 по московскому времени вступил на дежурство сцепщик вагонов Зайдер. У сцепщика вагонов работа какая? Дай свисток, помаши фонарем и жди, когда подползет товарняк, лязгнут тормозные тарелки, а тогда делай прицепку и снова давай сигнал. Дело несложное, нужна только сноровка. Вообще же — ничего особенного.
Так было и на этот раз. Машинист видел, как сцепщик помахал фонарем. Отозвался на этот сигнал, повернул рычаг, и состав пополз, кряхтя и позвякивая…
Толчок. Стоп! Коротко гукнул паровоз…
Сцепщик не отвечает.
Маневровик подождал и гукнул второй раз.
Никакого ответа.
Какого лешего он там возится, этот свистун?
Слышал машинист крик или не слышал? Убей бог, он не сумел бы ответить на этот вопрос! Кажется, что-то такое слышал… А скорее всего — нет, не слышал… Какое там! Мог ли слышать, ведь в составе-то по меньшей мере до тридцати платформ!
Однако машинист понял, что какая-то неполадка. Молчит сцепщик, нет сцепщика. Что он там замешкался? Вечер августовский, темно-темно!
— Ну чего там? — крикнул в темноту машинист.
Вот, пожалуй что, в этот момент мелькнуло у него подозрение: уж не случилось ли чего?
— Сашко! — еще через некоторый промежуток времени произнес машинист.
— Чего, Иван Никанорыч? — отозвался с тендера чумазый кочегар.
— Пожалуй, надо тово… сходить бы надо. Сигнала нет… ничего нет… А? Как ты думаешь?
— Раз так, то конечно, — согласился кочегар. — Мне, что ли, пойти?
— Пожалуй, надо тово… обоим вместе. Для точности.
Труп извлекали из-под вагона в присутствии официальных лиц: дежурного по вокзалу, милиционера, представителя ГПУ.
Отмечено было, что фонарь сцепщик уронил далеко от вагона. Кроме того, и кепка сцепщика тоже была найдена метрах в десяти.
Но никому не хотелось раздувать истории. Начнется следствие, примутся строчить протоколы, вести дознание… А чего тут дознаешься? Дело ясное: раздавило колесами. Может быть, сцепщик был пьян и с пьяных глаз сунулся под колеса вагона? Или просто не рассчитал?
Акт был составлен в трех экземплярах: «Числа такого-то… Мы, нижеподписавшиеся… Труп был извлечен в мертвом состоянии. Голова целиком и полностью отделена от туловища… Что и удостоверяется…»
Подписали акт в глубоком молчании.
— Все, товарищи, — сказал уполномоченный. — Можете идти.
— М-да, — сказал машинист Иван Никанорович уже тогда, когда очутился на паровозе. — Кепка-то где лежала? А? Сашко! Выходит так, что он сбросил кепку и полез делать сцепку? Или как? Нас это, конечно, не касается, но кепка… и вообще… Наводит меня на разные мысли…
— Дело ясное, что дело темное! — согласился чумазый кочегар.
В местной газете в отделе происшествий было набрано петитом:
«Погиб при исполнении служебных обязанностей».
4
Профессор Кирпичев крепко спал после утомительной дороги, после всех переживаний да еще после обильного ужина, каким угостила его двоюродная сестра, женщина примерно его же возраста.
Он остановился у нее, объяснил, что бросил все и примчался, чтобы показаться лучшим докторам, потому что боится ракового заболевания.
Сестра посоветовала ему непременно идти к доктору медицины Лихачеву, он и ей помог и вообще славится тем, что буквально воскрешает мертвых.
— Докторов-то хватает, — проворчал Зиновий Лукьянович.
Тут на него посыпались советы, что нужно есть, чего не нужно есть, что некоторые рекомендуют чеснок, а один знакомый уверяет, что все спасение в лимонах. Она же сама стоит за алоэ.
— Алой! Алой надо выжимать! — кричала родственница Зиновия Лукьяновича. — Хочешь, уступлю два горшка алоя?
Она была глуха и поэтому сама говорила очень громко.
Профессор Кирпичев крепко спал, когда раздался звонок в дверях и встревоженная сестрица сообщила, что спрашивают его, а кто — она не расслышала. Ах да, кажется, это самое, — из больницы!