«Ну, это их частное дело, туда и дорога, — думал Скоповский. — Долго не напартизанят. Зато запомнят, как нужно уважать чужую собственность и наследственные права».
Как раз перед сараем, где была произведена экзекуция, выкатили бочки с брагой, на длинных столах разложили угощение, и каждый пришедший на это княжье пиршество получал чарку водки, а девушки какой-нибудь подарок: шелковую ленту, бусы иди яркий шелковый платок. Сначала не шли, но потом разохотились и являлись целыми ватагами. Начались пляски, а немецкий комендант был приглашен в покои, к барскому столу.
Княгиня была очень довольна распорядительностью Скоповского. И уже поздно ночью, когда все утихло, столы были убраны и комендант отбыл в Звенигородку, на веранде долго сидели Скоповский и княгиня.
— Да, — говорил задушевно и тихо Александр Станиславович, — вот и все! И забыты кошмары недавних дней. И нам хорошо, и мужику все понятно. Как говорится, кесарево кесарю! Так-то, дорогая, милая, уважаемая Мария Михайловна!
— Проводите меня, mon cher! — произнесла после некоторого молчания княгиня.
И когда он выжидательно остановился у ее спальни, княгиня обхватила его шею:
— Ну идем же, идем…
Сад замер. На небе взошла большая луна. Немецкий патруль проследовал по дороге. Где-то бахнул выстрел. И снова синяя-синяя, зачарованная украинская ночь, ничем не нарушаемая тишина, охраняемая синежупанниками гетмана Скоропадского и армией великой Германии.
Утром княгиня и Скоповский пили чай на веранде. В присутствии прислуги княгиня говорила Александру Станиславовичу «вы», но, как только они оставались вдвоем, сразу переходила на «ты» и щедро наделяла «Сашеньку» нежными именами и улыбками.
Вскоре Скоповский отбыл к себе домой, хотя и ему не хотелось уезжать и княгине было очень жалко с ним расставаться.
3
Юрий Александрович появился в имении Долгоруковых внезапно.
Чего только с ним не было за это время, где он только не бывал, в каких переделках не оказывался! Малейший неточный шаг — и неминуемая гибель.
Юрий Александрович, например, ездил с важным поручением к генералу Каледину. Нужно было пробраться на Дон. Нужно было миновать много застав. И Юрий Александрович миновал их.
Юрий Александрович был умный, убежденный в своей правоте, образованный, начитанный и красноречивый — лютый враг советского строя. Отец Юрия Александровича, сахарозаводчик, эмигрировал и обосновался в Париже. Но отец был либеральнее, мягче, даже находил какие-то оправдания событиям, свершающимся в России. Юрий с юношеских лет был заносчивым, презирал бедных, ненавидел «простой народ», знался только с сыновьями аристократических семейств и немного стыдился, что отец его из захудалого дворянского рода.
Юрий еще в гимназии считал себя монархистом и однажды поспорил с учителем истории, непочтительно отозвавшимся о доме Романовых.
— Как вы смеете говорить таким тоном о государях! — кричал он, побледнев, дрожа от ненависти и негодования.
Этот его поступок обсуждался на педагогическом совете, все думали, что его выгонят из гимназии, но вышло наоборот: учитель истории был переведен в другой город.
Студенческие годы Юрий Александрович провел в товарищеских кутежах, с пуншем, с певичками и с непременным пением «Гаудеамус игитур». Со второго курса ушел, отказавшись принять участие в студенческих демонстрациях и повздорив с революционно настроенными однокурсниками.
Пошел по военной линии. В Париже познакомился с людьми, поставившими целью свергнуть Советскую власть. Здесь Юрий Александрович нашел свое призвание. Он был ловок, изобретателен, дерзок. Ему поручались очень серьезные дела. И до сих пор удача не изменяла ему.
Вот и на этот раз. Он благополучно пробрался через линию фронта и прибыл к Каледину с зашитым в шапку пакетом и устными сообщениями.
Но надо же было случиться, что буквально за день до его приезда Каледин застрелился, придя к выводу, что проиграл войну. Этот выстрел привел в полную растерянность всех калединских приближенных. У Каледина не нашлось достойного преемника. Собственно, некому было даже вручить пакет.
Юрий Александрович разглядывал этого рубаку, этого бывалого боевого генерала. В гробу лицо его было безмятежно. Но почему же он проиграл войну?! Разве не вел он в бой смелые, отчаянные казачьи сотни? Разве не было предоставлено ему все необходимое для победы: и денежные средства, и вооружение, и продовольствие, и военное снаряжение?! Под его командованием были настоящие воинские части, опытные, обученные, обстрелянные в годы войны. А что ему могла противопоставить Советская республика? Какие-то рабочие отряды! Каких-то наскоро собранных красногвардейцев! Центральная рада заключила с Калединым тайное соглашение, беспрепятственно пропускала на Дон казачьи части для калединской армии, оказывала любую помощь… Америка, Франция, как няньки, лелеяли и берегли эту затею… Какие же секреты военного искусства знали таганрогские рабочие? Почему Сиверс оказался талантливее Каледина?