Прислан был на усмирение батальон немецких солдат. Но и немецкие солдаты отказались сражаться и сдали оружие повстанцам:
— Мы воевайт с золдат, с простой человек мы не воевайт!
Повстанцы захватили железнодорожную станцию Россоховатка. Быстро расставили свои патрули, быстро вооружились ломами и разобрали рельсы, чтобы не мог сюда заскочить бронепоезд и не могло прийти подкрепление врагу.
— Пускай только сунутся!
Начальник станции Россоховатка, смешной, усатый, как таракан, бегал от одной группы работавших на путях повстанцев к другой, размахивал руками и вопил:
— Что вы делаете, братцы? Воюйте вы, пожалуйста, на нейтральной территории, но не нарушайте график движения поездов!
От него только отмахивались, но не трогали. Что с него взять?
Начальник станции, охрипнув от криков, бежал в телеграфное отделение и слал телеграфную депешу в Уманское железнодорожное управление:
«Станция дезорганизована вооруженной толпой местных крестьян точка пути разобраны в обе стороны точка просьба поездов не отправлять впредь до уведомления многоточие находимся запятая как сами понимаете запятая в безвыходном положении запятая граничащем с катастрофическим точка».
Управление безмолвствовало.
9
Поздно вечером и, по-видимому, тайком явилась к Юрию Александровичу делегация от местного кулачества. Всего их четверо, они приехали на конях, но коней оставили в орешнике, не доезжая до Прохладного. Они были осторожны и не хотели, чтобы узнал кто-нибудь об их посещении помещичьей усадьбы.
— Наша стежка-дорожка одна, одним мы лыком связаны, — начал беседу самый солидный из них, чернявый, рослый, загорелый, с умным, немного насмешливым взглядом, как будто он что-то такое знал о собеседнике, но не хотел этого высказать. — Мы хоть и простые крестьяне, но тоже вроде как ваши младшие братья. Вы — помещики, а мы — унтер-помещики. Нам еще немного подрасти, еще землицы прикупить трошечки, еще поголовья скота прибавить, да отстроиться, да детей в мужиках не держать, в ниверситетах обучить — и станем мы на ноги.
— Розумиете? — то и дело подхватывал слова чернявого второй из пришедших, маленький, коренастый, с веселыми глазами.
— Я вот хочу сахарный завод купить. Деньги есть, только время неподходящее. А деньги, конечно, найдутся…
— Розумиете?
Третий, щетинистый, угрюмый, прервал эти разговоры:
— Ты, Пантелей Лукич, о деле балакай. Что деньги у тебя есть, всем известно. Ты о деле начинай. Слово толковое стоит целкового.
— Дело у нас к вам такое, — послушно приступил к главному чернявый. В нашем уезде пошаливают, это, конечно, вам известно. Да и не только в нашем уезде. Повсюду агитаторы красные шныряют. Народ мутят.
— Мы тут порешили намедни одного, без документов оказался, — вставил слово щетинистый. — Мышь гложет, что может.
— Всей этой музыкой Москва командует, коммуния руководит. А мы сидим, только руками разводим.
— Розумиете?
— Вот хотя бы и вы. Хотя вы и разместили во флигеле немецких солдат, да разве они подюжат? Они тоже, шельмецы, агитации поддаются.
— Ну и что же вы предлагаете? — спросил наконец Юрий Александрович, до сих пор молча, с любопытством разглядывавший этих ходоков. — Уезжать?
— Вы, конечно, можете. Сел в курьерский, конечно, поезд да уехал, все одно помещичьи усадьбы жгут, вам лишь бы целы капиталы. А нам куда податься? У нас здесь все. Некуда нам уходить.
— Розумиете?
— Уходить нам нельзя: земля, — вдруг заговорил четвертый, тучный, жирный и как будто дремлющий великан.
— Правильное слово! Земля! Нам от земли никак невозможно отдаляться!
— Значит, надо действовать! — воскликнул Юрий Александрович. При этом он встал и начал ходить по кабинету, где принимал своеобразную делегацию. — Правильно понял я вас?
— Действовать, — подтвердили все четверо, — и чтобы наверняка.
— А то у всякого Федорки свои отговорки, — опять ввернул щетинистый.
— Истреблять их надо! — пробасил великан.
— А что же? Конечное дело! Смотреть на них? Они нас бьют, они хотят свои совдепы насадить на нашу шею…
— Нам вместе не жить. Мы или они.
— Понятно! — ходил по кабинету Юрий Александрович. — Мне все это очень близко и очень понятно. И я от всей души благодарю вас за доверие, дорогие мои братья, дорогие друзья!
Юрий Александрович искренне был взволнован. Он думал:
«Вот она, сила! Вот она когда пробуждается! Соль земли, деревенские богатеи… Они производят хлеб, шерсть, кожу, масло, молоко… И они хотят сами, своими руками покончить раз и навсегда с чуждыми им идеями всяких социализмов…»